Александр Насибов - Тайник на Эльбе.

Хоманн благополучно переполз минное поле, прикрывавшее позиции германских войск, и теперь двигался по «ничьей» земле. Была ночь. Со стороны немцев то и дело взвивались в небо осветительные ракеты, заливая землю холодным голубоватым светом. Свет был таким ярким, что проникал в каждую выбоинку и щель. Повисев в воздухе, ракеты устремлялись вниз, и тогда от деревьев и камней бежали резкие, чёрные тени.

При каждой вспышке Хоманн распластывался на земле и ждал спасительной темноты, чтобы потом, изо всех сил работая коленями и локтями, продвинуться ещё на десяток метров.

Было морозно, но он не чувствовал холода. От его спины валил пар, с висков стекали струйки пота, заливая глаза и мешая глядеть. Хоманн продавил ладонью ледок во встретившейся на пути луже, поранил пальцы, но не заметил и этого. Он думал лишь об одном — быстрее миновать открытый и насквозь простреливаемый участок.

Впереди послышался шорох. Перебежчик замер. Шорох повторился. На бугре мелькнула тень, за ней — другая, третья.

Хоманн тяжело задышал.

— Геноссе! — позвал он хриплым шёпотом.

Тени перестали двигаться, шорох оборвался. Потом послышался металлический щелчок — будто взвели курок.

Мозг перебежчика лихорадочно работал. Сейчас, если он ничего не предпримет, наступит конец. Русские разведчики — а в том, что это именно они, Хоманн не сомневался — вот-вот прошьют его автоматной очередью или угостят ударом ножа. Неужели же придётся погибнуть, когда цель так близка? Скорее сделать что-то такое, что остановило бы советских разведчиков! Но — что?

Все решали секунды. И Хоманн вдруг запел «Интернационал». Он пел торопясь и волнуясь, с трудом переводя дыхание, захлёбываясь и нещадно фальшивя, так что мелодию едва можно было узнать.

Прошло с полминуты. Он оборвал пение, прислушался.

— Ком хер! — негромко сказали из-за бугра. И добавили: — Хенде хох!

— Яволь, яволь, — торопливо зашептал ефрейтор. — Их комме!

Он отбросил в сторону автомат, двинулся вперёд. Вот и бугор. Теперь Хоманн видел тех, к кому полз. Их было трое, в пятнистых халатах. Перебежчик упёрся грудью в землю и попытался поднять вверх руки с растопыренными пальцами. Люди в халатах метнулись к нему.

Через час старший тройки разведчиков докладывал о перебежчике своему командиру.

— Говорите, окликнул вас? — переспросил офицер, делая запись в блокноте.

— Первым окликнул, товарищ старший лейтенант!

— И — «Интернационал»?

— Пел, товарищ старший лейтенант. Поёт, а сам, чувствую, дрожит.

— Тут задрожишь. — Офицер усмехнулся.

Хоманна ввели в землянку. Остановившись у двери, он вскинул голову, изо всех сил стукнул каблуками.

— Не хватает только «Хайль Гитлер»! — пробурчал старший лейтенант. — Кто вы? — спросил он по-немецки.

Хоманн назвал себя, сообщил номер полка и дивизии, где проходил службу.

— Так, — лениво сказал офицер. — А зачем пожаловали?

У Хоманна дрогнули губы. Он как-то обмяк, ссутулился.

Офицер подумал, что слишком уж грубо задал вопрос.

— Садитесь, — сказал он.

Хоманн грузно опустился на табурет. Командир разведчиков перехватил его взгляд, брошенный на пачку папирос.

Встряхнув пачку, он протянул её Хоманну.

Перебежчик поблагодарил кивком, но папиросы не взял. Он полез в карман, извлёк деревянный портсигар, достал сигарету и закурил.

— Так зачем все-таки пожаловали? — повторил вопрос офицер. — Воевать не хочется?

Хоманн выпрямился.

— Нет, — сказал он. — Я ещё повоюю!

Офицер поглядел на него с любопытством.

— Я коммунист, господ… простите, товарищ обер-лейтенант! — Хоманн сделал паузу и закончил: — И думаю, что пригожусь.

Офицер насторожился. Он знал, что агенты, которых гитлеровцы забрасывают в тыл советских войск под видом перебежчиков, иной раз снабжаются даже документами членов Коммунистической партии Германии.

— Коммунист? — сказал он, недобро усмехнувшись. — И документ имеете?

Хоманн встал.

— Конечно, я понимаю и ваш тон и ваше недоверие, — тихо произнёс он, не поднимая глаз от дымившейся в руке сигареты. — Все это понятно, тут ничего не поделаешь. Но я прошу: проводите меня к вашему начальнику. — Хоманн поглядел офицеру в глаза, нервно повёл плечом. — К вашему самому большому начальнику. Я должен сообщить нечто важное.

— Хорошо, — кивнул офицер. — Хорошо, вы будете говорить с начальником. Но это завтра. А пока садитесь и пишите: кто вы, откуда, зачем перешли на сторону советских войск, и все, что ещё найдёте нужным. Вот бумага, ручка, чернила. Не торопитесь. Вам не будут мешать.