Александр Насибов - Тайник на Эльбе.

Зазвонил телефон. Командование ПВО сообщало: на аэродром «Шварцензе» произведено нападение. Сначала его бомбили самолёты противника, а сейчас атакует отряд наземных войск. Донесение передано рацией зенитной батареи, которая расположена близ аэродрома. Батарея разбита бомбами, но рация уцелела — она вынесена далеко за пределы огневой позиции, замаскирована.

Оберфюрер бросил трубку на рычаг. И почти сразу же телефон зазвонил вновь. Дежурный по штабу противовоздушной обороны докладывал, что над аэродромом «Шварцензе» вновь появились самолёты противника. На взлётно-посадочной полосе отмечено движение, видны огни; похоже, что идёт подготовка к приёму самолётов. Пункт связи батареи атакован — передав это, рация прервала работу.

Руководитель гестапо побледнел. Все было ясно. Ведь аэродром находился на пути колонны, километрах в пятнадцати. Грузовики с архивами направлялись именно к нему!

На захваченный десантниками аэродром один за другим садились советские транспортные самолёты. Машины, ожидающие посадки, кружили поодаль. Высоко в небе ходили ночные истребители сопровождения, охраняя район операции.

В эти минуты другие группы советских бомбардировщиков наносили удары по военным объектам почти всех крупных городов и гарнизонов, расположенных вокруг Карлслуста, отвлекая «мессершмитты» и «хейнкели», дезориентируя систему взаимодействия, оповещения и связи фашистской ПВО. Налётам, в частности, подверглись объекты в Берлине, Гамбурге, Люнебурге, Шверине, Ораниенбурге и других городах.

Как только очередной транспортный самолёт садился и отруливал за пределы дорожки, к нему мчались грузовики. Двери распахивались, фюзеляж самолёта заполнялся драгоценными ящиками. И машина взмывала в воздух. Пять-шесть таких транспортников собирались в группу и в сопровождении эскорта истребителей следовали на Восток.

Уже две такие группы ушли, третья поднялась и готовилась лечь на курс, когда сверху на неё свалилась четвёрка фашистских истребителей. С первого же захода был подожжён один транспортник — он задымил и стал терять высоту. Но врагов заметили. Советские истребители перехватили «мессершмиттов» на выходе из пике и тоже сбили одну машину.

В воздухе завертелась карусель воздушного боя. Машины то пропадали в темноте, то звёздочками вспыхивали в мягком свете луны. Небо чертили огненные шпаги трасс. Где-то высоко вверху образовался багровый ком, разлетелся тысячей белых брызг…

Немецкие истребители все прибывали. Через несколько минут в воздухе дралось уже двенадцать машин противника. Но это было все, что могли дать ПВО Берлина и Гамбурга, — они сами едва отбивались от больших групп бомбардировщиков. А с Востока к Карлслусту спешили все новые эскадрильи краснозвёздных «ястребков», чтобы сменить советские истребители, израсходовавшие боекомплект и норму горючего.

Наверху шло сражение, на аэродроме ни на секунду не прекращалась работа. Тяжело гружённые транспортники все так же уходили в воздух.

Все эти самолёты пролетали над Аскером. Он лежал на шоссе — там, где закончилась его схватка с Торпом. Аскер слышал, как высоко вверху прогудели германские истребители — он легко распознал надсадный, прерывистый рокот их моторов. Почему они здесь? Неужели десант обнаружен? По всей видимости, так: со стороны аэродрома раздалось приглушённое расстоянием бормотание авиационных пулемётов, а потом над головой Аскера пронёсся, снижаясь, объятый пламенем большой самолёт…

Он застонал, стиснул кулаками виски. Дважды пытался он встать, но оба раза в раненой ноге начинала пульсировать такая нестерпимая боль, что он лишался сознания.

Вот Аскер вновь открыл глаза, прислушался. Было тихо. Он с трудом подтянул руку с часами, приподнял голову. Часы оказались разбитыми.

Усилие утомило. Некоторое время он лежал неподвижно, отдыхая. Потом повернул голову, огляделся. Краешек неба был подёрнут прозрачной желтизной. Сколько же сейчас времени? Часа четыре? Видимо, около того. Близился рассвет. Значит, скоро конец операции…

Ещё несколько минут ушло на отдых. Проклятая слабость, неужели это — результат одной лишь раны в бедре? Аскер попробовал шевельнуть больной ногой. Она одеревенела. Подобрав валявшийся рядом нож Торпа, он вспорол штанину, осмотрел рану — широкую, с рваными краями. Потом чуть коснулся её. Из раны медленными толчками полилась кровь. Он понял: нож Торпа задел какой-то большой сосуд, потеряно много крови. Потому и слабость.