Николай Шпанов - Лед и фраки. Записка Анке

1 марта. Я опять пропустил несколько дней в записях, но, по-видимому, теперь так уж и пойдет до самого отлета, и придется более подробное описание отложить до возвращения из экспедиции.

Когда я вернулся с аэродрома, мои Вацлав с какой-то уж очень многозначительной миной сообщил мне, что те два солдата, которые были арестованы во время осмотра моего самолета, сегодня ночью казнены. Сначала я набил морду этому скоту, а затем пытался добиться от него, откуда он мог узнать о расстреле, когда приказ о нем был совершенно секретным и даже не был известен офицерам. Я ничего не добился, но теперь он уже сидит там, где следует и, по всей вероятности, там сумеют получить от него нужные сведения…

Кончится тем, что у нас не останется ни одного надежного солдата. Поляки перестают быть поляками. Все больше и больше этих идиотов из-за непонимания наших настоящих интересов попадает в сети коммунистов. Ну, да ничего. Когда надо будет, мы с ними поговорим по своему…

На завтра назначен перелет в Лиду, а в ночь с третьего на четвертое марта мы полетим к месту назначения…

Сегодня же Корф, еще раз обязав меня словом, посвятил в цель полета. Дело оказывается в том, что в настоящее время в Москве, в Большом Кремлевском дворце, заседает Конгресс Коммунистического Интернационала в связи с событиями в Малой Азии, Северной Африке и Франции. Вопрос поставлен так, что если к пятому марта Конгресс опубликует результаты своих работ, то почти неизбежно можно ждать совершенно небывалых для Европы потрясений. Политический взрыв, который подготавливают коммунисты, по мнению лучших европейских политиков, должен оказать исключительное влияние на события и может быть чреват серьезными последствиями для существующего в Европе порядка.

Моя задача будет заключаться в том, чтобы уничтожить этот большевистский улей и лишить международные рабочие организации и коммунистические партии их головки. Короче говоря, я должен сбросить на Большой Кремлевский дворец 3000 кило шнейдерита в пяти аэро-бомбах, доставленных для этого из парижской лаборатории взрывчатых веществ. По словам Корфа, действие этих бомб превышает почти в два раза действие тех бомб, которые имеются в наших авиационных частях.

Не стану скрывать, что неприятный холодок подрал меня по всем позвонкам, когда я подумал о своей судьбе в случае посадки с таким багажом в пределах СССР. Но Корф почти тотчас, как будто читая у меня в голове, заявил:

— Что касается вопроса о возможной посадке к тылу за пограничной линией, то она почти исключена. Вы, полагаю, сами убедились в этом, познакомившись со своим самолетом. Но, конечно, не исключены какие-нибудь возможности, и вам, полковник, надо быть готовым ко всему. Мои инструкции на сей случай таковы: если вынужденная посадка совершатся в пределах СССР, то ее вообще не должно быть… Вы меня понимаете, полковник, 3.000 кило шнейдерита — вполне достаточный запас для того, чтобы избежать следов присутствия незваного воздушного гостя. Я вижу, вам не по себе, господин Зброжек. Напрасно. Не думайте, что я зверь. Вы будете в полете снабжены парашютом лучшего образца. Что касается остального экипажа, то тут уж ничего не поделаешь. Вам придется принять меры к тому, чтобы и он не оставил после себя следов, которые могли бы повести к нежелательным осложнениям. Короче говоря, ни у кого, кроме вас, парашютов не будет. Что касается вашей судьбы после такой посадки, то о ней вам придется позаботиться самому. Полагаю, что тот мундир, который вы носите, лучше всего подскажет вам, что нужно будет делать. Должен предупредить, что все документы наши будут выправлены на имя офицера литовской службы. Та же будет на вас и форма. В случае чего, литовскому министерству иностранных дел мы предоставляем доказывать, что оно не верблюд, а вам, дорогой полковник, на этот раз придется доказывать именно то, что оно верблюд, т. е., что вы являетесь агентом именно литовского правительства. На самый крайний случай, я вам советую захватить с собой револьвер, но постарайтесь, чтобы ни у кого из членов этой воздушной экспедиции не было оружия во избежание каких-нибудь неожиданных осложнений. Во всяком случае, у вас в револьвере будет патронов вдвое больше, чем с вами полетит людей, а внешний вид у них тоже будет литовский.

— А теперь, господин полковник, позвольте еще раз пожать вашу руку и пожелать как следует отдохнуть перед тяжелым полетом. Утром я вас встречу к Лиде и буду сам присутствовать при нашем старте в негостеприимную, красную Московию.