Центральное фойе «Мариотта» встретило Сергея буднично и только администратора на ресепшене создавали атмосферу радушия своими «нарисованными» улыбками.
Мистер Торховски зашёл в зал ресторана, прошёл к одному из своих любимых столиков и сел на стул в ожидании официанта.
Решетов неспешным шагом прошёл по центральному фойе и зашёл в зал ресторана. Ему нужно было занять тот столик, где находился компромисс между хорошим обзором и сохранением «легенды» рядового посетителя подобных мест, которому глубоко плевать на всех и всё.
Высокий худощавый парень лет двадцати двух с аккуратно постриженными кудрявыми волосами в костюме официанта подошёл к военному-атташе и протянул ему меню.
Сергей занял удачный столик, чтобы не мозолить глаза военному-атташе и в тоже время продолжить за ним наблюдение. Шансов, что Торховски его узнает был один из ста, поскольку Решетов уже был ничем толком не похож на себя предыдущего.
– Здравствуйте! Вот, наше меню, – протянув красиво оформленную папку, произнесла официантка, телосложением частично напоминавшая свою коллегу где-нибудь в Мюнхене.
– Добрый день! Спасибо! Мне только чашку «американо», пожалуйста, – вытащив из кармана кожаной куртки небольшую камеру, которую расположил под связкой ключей на столике, сказал Решетов.
Официантка подошла к барной стойке и попросила бариста сделать чашку «американо».
Сергей вытащил из кармана синевато-голубых джинсов свой смартфон и, установив сопряжение с камерой, начал запись.
Военный-атташе развернул вчерашний номер газеты «Вашингтон пост» и сделал небольшой глоток из стакана с двойной порцией бурбона.
Газета – это не только фасовочный материал, скатерть или замена средства гигиены, но и целый мир, где можно потеряться. Газета для разведчика – это целый мир, где можно найти необходимую информацию, зашифрованный текст, условный сигнал или просто от души повеселиться над невежеством политиков разного калибра.
Решетов сделал глоток горячего кофе и, сев поудобнее на стуле, продолжил смотреть на экран смартфона. Он понимал, что мистер Торховски пришёл сюда, по крайней мере сегодня, точно не отобедать.
Рекс сделал глоток бурбона и, поставив стакан обратно на стол, посмотрел на циферблат наручных золотых швейцарских часов. Он вытащил из внутреннего кармана плаща ручку-роллер, что-то написал на газете среди текста и, аккуратно свернув её, допил бурбон. Военный-атташе вытащил из кармана брюк пятидесятидолларовую купюру, которую подсунул под стакан и оставил на столе газету.
Сергей сделал глоток кофе и сосредоточил всё своё внимание на экране смартфона. Он понимал, что за газетой должен был кто-то прийти, но кто это мог бы быть среди почти пустого зала ресторана, Решетов не представлял. Никто из гостей за столиками не был похож на человека, интересовавшимся чужими газетами!
Торховски встал со стула и прогулочной неспешной походкой направился к выходу из зала ресторана.
Следовать за военным-атташе не было никакого смысла, поскольку легко можно было себя раскрыть, спугнув тем самым Рекса и заставив его на время затаиться или найти другой способ и места для явок. Любая передача материалов, интересующих правительство США, это огромный риск как для кураторов, так и для агентов. Секреты любят тишину, а всех купить невозможно!
Официант с кудрявыми волосами подошёл к столику с газетой с подносом, на который положил газету и поставил пустой стакан, а купюра с президентом Грантом отправилась в небольшой кармашек на жилетке.
Сергей остановил запись и, сунув камеру с ключами и смартфон в карман кожаной куртки, положил под чашку с блюдцем тысячную купюру.
Официант подошёл к барной стойке, положив на не поднос пустым стаканом, а свёрнутую газету сжал в правой руке и быстрым шагом направился к центральному фойе.
Решетов встал со стула, в темпе, но спокойно прошёл по залу ресторана и оказался в центральном фойе, где увидел официанта, ожидавшего лифт рядом с двумя семейными парами, говорящих на французском языке. Он размеренной походкой остановился в двух метрах от официанта и, изобразив измученное усталое лицо, застыл, следя за этажами, мимо которых спускалась кабина.
Время – интересная штуковина: скоротечность событий, долгое осознание того, чего больше невозможно изменить и забвение.
Двери лифта разъехались в стороны и в кабину зашли две семейные пары, официант со скрученной в руке газетой и Сергей, вставший в левом углу позади всех.
Читать дальше