Сергей Бортников - Отомстить и умереть (сборник)

— Нет.

— А почему?

— Зачем? Сказал: «Я от Петра Петровича»…

— Думаешь, этого достаточно?

— Конечно…

— Эх, Тошик, Тошик, сколько можно тебя учить? Завтра тот же Рахит пришлет официальный запрос: «Прошу выдать запись разговоров за такой-то день» — а у вас ничего нет!

— Издеваешься?

— Помянешь мое слово, когда получишь выговор за халатность.

— Ну, это мы еще посмотрим!..

И взбешенный Куролесов выключил мобильник.

Иван никогда не пользовался звонком — по старинке просто стучал в двери «семеркой» из азбуки Морзе, подчеркивая свою принадлежность к миру «радиопомешаных»; на этот раз условный сигнал прозвучал как-то угрожающе-зловеще и навеял дурные аналогии: мол, пришли по твою душу из седьмого управления…

Однако на пороге был все же он. Последняя родная кровинка на белом свете. Брат, коллега-опер, единомышленник…

— Ну, как там — на земле Уральской?

— Лишь бы не хуже… Люська, Настасья привет тебе передавали, а Колька, как всегда… — он поставил на стол пакет с сушеной рыбой и литровую банку маринованных боровичков (двоюродный брат был большим мастаком по их приготовлению). — Прошлогодние. В этом году еще не начинались.

— Спасибо! А майские что же, не уродили?

— Так… Было немного. Но они на консервацию не годятся — червя много.

— Ясно… Присаживайся. Сейчас перекусим — и разъедемся кто куда!

— Я конечно же в больницу?

— Какой ты понятливый… Если в палате уже поставили охрану — выгоняй без лишних слов. Надо будет написать официальный отказ — вызывай меня. Понял?

— Так точно!

— Ни есть, ни пить, в туалет не выходить. Сам знаешь, если Анюта не выживет или останется инвалидом, — я наломаю дров…

— Знаю… Грибочки открывать?

— А то как же!

Пока Ваня возился на кухне с ключом, пришел Шелягов. Принес в огромном пакете добрый десяток бутылок пива «Три толстяка» и по одной начал выкладывать на стол, напевая старую, невесть кем придуманную песенку:

— Я здесь! — из кухни откликнулся Иван. — Высоцкий?

— Приписывают ему…

— А наш батя утверждал, что эту песню исполнял его любимчик — Рыбников, — присоединился к дискуссии Василий и затянул:

— «Ну, где ж ты друг, наш третий друг из картины “Три богатыря?” — подхватили остальные.

— Да, были времена… — вздохнул Иван. — Дорога — бесплатно, форма — даром. Коммунизм!

— Точно! — согласился Андрей. — А теперь поездом на Донбасс — сотка баксов и назад столько же. Особо не покатаешься!

— Что-то дороговато… Я и то меньше плачу.

— Это же не Урал — чужая страна! Две таможни… «Что еще вы перемещаете, кроме собственных тел?» Усраться — и не жить!

— Давно дома был?

— В мае…

— И как там — в незалежной неньке?

— Родаки еще так-сяк. Перебиваются с хлеба на воду. Большего на пенсию не позволишь… А братья спиваются без постоянной работы. Правда, иногда ходят на частную копанку за сто гривнюков в сутки. Но на такие деньги семью не прокормишь. А морду залить можно — по самую завязку… Только водка и карты остались в прежнюю цену. Вот они и квасят днем и ночью да в «тысячу» между собой режутся. Ну, ладно… Хватит о грустном! Ты как, Ваня, будешь — из бутылки али из стакана?

— С горла оно привычней!

— Василию я даже не предлагаю…

— И правильно… Вот закончу с этим делом — и оторвемся на полную катушку!

Пока Андрей с Иваном пили пиво с таранью, Василий составлял планы на вечер.

«Брат — в больницу, а мы с Шелей снова поедем в парк… Он — к Абрамяну, я — к Синицыну»…

Однако время шло, а его сообщники как будто никуда и не собирались.

И Василий не выдержал…

— Эй, ребята, вам не кажется, что пора закругляться?

— В каком смысле? — буркнул Шелягов.

— В прямом…

— Закругляться в прямом… Каламбур какой-то…

— Хватит ерничать. Дел не меряно! Забыл? Тебя ждет сторож…

— Не переживай — ему всю ночь дежурить. Как и твоему Синицыну.

— Вы как хотите, а я поехал…

— Остынь, братишка, — вмешался Иван. — Нам действительно некуда спешить.

— Особенно тебе! Там ребенок… без присмотра… между жизнью и смертью, а вы…