Кирилл Казанцев - Опасная красота

Я поднял глаза, полные изумления, на следователя.

– Ничего не говори. Твои друзья все рассказали за тебя. Вечером за вами приедут и увезут в Москву, в следственный изолятор КГБ «Лефортово». А пока напиши чистосердечное признание. Чтобы легче писалось, держи шпаргалку, – он бросил несколько машинописных листов.

– Прочитай, потом переписывай.

Я стал читать свое собственное, якобы, признание в том, как согласился сходить за компанию с соседом, которому уступил коллекцию марок, к человеку по фамилии Сергеев. («Значит, все-таки уступил!» – отметил про себя). Сергеев марками этими завладел незаконно. К нам присоединился брат моей невесты. Сергеев не захотел возвращать марки, случился конфликт. В драке мой сосед Дроздов завладел оружием Сергеева и расстрелял его и людей, находившихся в квартире вместе с ним. Затем Дроздов, угрожая оружием, заставил нас с братом невесты помочь ему избавиться от трупов…

Таким образом, нам с Александром отводилась роль соучастников поневоле. Меня это отчасти успокоило, но на самом деле все ведь было совсем не так.

– Товарищ капитан, но…

– Сергеев! В этих стенах не принято обращаться «товарищ капитан». «Гражданин начальник», понял? – он усмехнулся. – На-ка, прочти, – он подал мне записку. По смыслу я понял – от лже-Земцова.

«Тима, – писал тот. – Доверься капитану Андронникову. Он единственный знает то, что знаем мы с тобой. Больше никто. Вечером увидимся. Твой сосед».

Я опять ничего не понимал. Что тут правда, что нет? Меня сейчас спасают или окончательно топят? Поднял глаза на Андронникова.

– Пиши, – в голосе капитана, доселе равнодушном, вдруг появились отеческие нотки. – Пиши, Штирлиц!»

Значит, все же спасают?

Я взял ручку. Капитан закрылся от меня журналом «Советский экран», который стал читать…

– Тебя сейчас сводят в душ, проведут осмотр, затем отведут в камеру, – сказал он, когда я закончил переписывать. – Так надо. Ничего не бойся. Смотрящего предупредили, чтобы ни один волос не упал.

– Кого предупредили? – не понял я.

– Того, кто за порядком следит. Старшего по камере.

Почему-то его слова меня не успокоили. Скорее – наоборот.

Напрасно трясся, в камере ко мне отнеслись очень хорошо. Помня фильм «Джентльмены удачи» («Вежливость – лучшее оружие вора»), я громко поздоровался, едва вошел. В ответ получил пожелание тоже не хворать. Благообразный дедушка подозвал меня к себе. По виду – мухи не обидит, наколки вот только… Спросил, как я, студент, сюда попал? Мой ответ, мол, по недоразумению (это на ум песня Высоцкого пришла. Про зэка Петрова, Васильева зэка), ему понравился. Сказал, у них тут все по недоразумению. Один Гагик – по дури! Вся камера заржала, лишь один низкорослый брюнет стал чего-то бормотать себе под нос, хотя – тоже с улыбкой. Видно, обстановка в «хате», как назвал камеру смотрящий, сложилась душевная. Дедушка, очевидно, рад был развлечься беседой с новичком. Ненавязчиво выспросил, не случалось ли прежде «недоразумений» со мной, или моими родственниками, или, допустим, с попутчиками где-нибудь, да помог разобраться? Узнав, что ничего подобного в моей биографии не происходило, кажется, проникся еще большим расположением. Называя «студентом», всякий раз улыбался. Милейший человек! Он объяснил мне, чего в хате нельзя делать. Я внимательно слушал, надеясь в душе, что данная наука впредь не пригодится. Однако твердо запомнил, что не следует посещать отхожее место во время приема пищи, здороваться за руку с кем попало, даже если человек с виду – симпатяга, а также сквернословить, иначе за базар придется отвечать. Мое образование закончилось на слове «шконка» – дедушка указал на кровать. «Присядь, отдохни с дороги», – отпустил меня. К нему подошел дядя, представляющий из себя нечто. Два метра ростом, брови густые, как у выдающегося покойного генсека, глаза – точно угли.

– Гэбэшника с друзьями завалили, – кивнул ему дедушка на меня, – прикинь! – И тут же обратился ко мне:

– Врут, чай, поди?

– Не было этого, – покачал головой я.

– Мусорам человека оговорить – раз плюнуть, – согласился громила, кивнув мне. – Им верить нельзя.

Признаться, этот вопрос волновал меня больше всего: кому можно верить, а кому – нет. В той истории, в которую попал, я уже решительно не способен был отличить правду от вымысла.

Познакомился с пацаном, которого напрасно обвиняли в том, что сбил на своем грузовике женщину с ребенком и скрылся. Заверил меня, что в тот день на даче бухал, а машину пацаны угнали. Я ждал удобного случая, чтобы узнать, по какой такой дури сидит Гагик, но сделать этого не успел. За мной пришли.