Ильгар Ахадов - Однажды в Карабахе

– Да, помню, – ответил я, припоминая, – совсем безусый был, молодой…

Он молчаливо кивнул.

– Мы, конечно, сначала тебя не поняли, командир. Ведь ты среди нас самый злой на них… – я прикусил губу. Но было поздно. Намек он понял и помрачнел. Я нехотя продолжил. – Спорить мы с тобой не привыкли, кто-то сказал, что он тебе напоминает погибшего сына…

– Он мне напомнил попавшего в капкан трусливого шакала!.. – гневно произнес он, но после усилием воли взял себя в руки, тихо прошептал. – Хотя, внешне был такой же, как мой Орхан. Светленький, худенький… Я тогда послал его отцу весточку. Когда мы встретились с Нерсесом в лесу, он обнял мои ноги, бился головой об землю и рыдал как сумасшедший. Умолял, чтобы я отпустил его Карена, что он единственный сын. Говорил, парня принудительно забрали на фронт, не успели его вывести за пределы, денег не хватило. Мать сойдет с ума, если с ним что-то случится. Себя предлагал в обмен…

Я ответил, что благодаря его соплеменникам, вообще один остался на всем белом свете. И где-то час слушал, как он в отчаянии выл…

Короче, он мне все рассказал, после поклялся своим Аствацом 4 4 Аствац – “Бог” на армянском. и могилами усопших, что и впредь будет предупреждать меня о передвижении армянских частей и о прочем. Продаст последнюю корову, но сумеет отправить сына в Армавир, к его дяде. Мне тогда показалось, что он где-то с удовольствием закладывает своих. И это понятно. До войны он, будучи прекрасным каменщиком, неплохо зарабатывал, в том числе и в азербайджанских селах. Мы друг к другу в гости ходили. А теперь превратился в нищего.

Я планирую тебя свести с ним, сам не всегда располагаю временем для встреч. Последние наши удачные вылазки – результат его информаций. И я дал деньги, чтобы он отправил Карена в Россию…

Ганмурат налил себе остаток водки и выпил одним залпом. Надо сказать, мужик он был крепкий. В отличие от нас, выпитая водка не была у него ни в одном глазу.

– А как вы обращались с пленными? – спросила вдруг Аталай.

Девка она была с закидонами и, видимо, воображала себя этакой неподкупной журналисткой, борющейся со всяким злом, начиная с несовершенной правовой системы Соединенных Штатов, заканчивая колумбийской и азербайджанской мафиями.

– Вежливо, как с женщинами, – мерзко хихикнул Бакинец.

– То есть как? Я серьезно… – невинно захлопала накладными ресницами Аталай.

– Ну, вам же сказали, вежливо, – невозмутимо добавил Арзуман, смакуя остатки жидкости в стакане. – Мы их кормили, поили, одевали, обували, иногда даже отмечали их дни рождения… Всем коллэктивом…

– И обязательно проводили воспитательную работу! – агрессивно заорал Ветеран в тельняшке. Видимо, он дошел уже до кондиции и дико таращился на пустую бутылку на столе.

– В смысле, учтиво просили, чтобы они с радостью, с проснувшимся самосознанием признали Нагорный Карабах суверенной территорией Азербайджанской республики, – подытожил его мысль политически подкованный Бакинец.

Я усмехнулся, пожав плечами. Аталай обиженно надула чувственные губки и отвернулась.

– Однако, у нас лимит времени, – заворчал Прилизанный, протирая салфеткой стекла очков. – А вы, товарищ… как вас там? – обратился он к рассказчику.

– Ганмуратбек Хаджи Абдуррахманбек оглы, – услужливо подсказал Кахраман Зопаев, как профессиональная секретарша.

– Не надо так много беков, это не политкорректно, – блеснув сверкающими стеклами очков, в упор посмотрел на него Прилизанный.

– Да-а… – проблеял Зопаев.

– И действия вашего командира-тракториста, позвольте заметить, были неправомерными, – обратился он вновь к Ганмурату. – Надо было разработать совместно с разведывательной службой вашего подразделения оперативный план мероприятий, аргументировать их, отослать к вышестоящей инстанции и дождаться ответа. А пленного надобно было отправить в штаб специальных служб военного ведомства, чтобы они подробно и, в отличие от вас, профессионально допросили в соответствующих целях. Так что поступки вашего командира, я считаю, должны быть предметом основательных разбирательств правоохранительных органов, – страшно закончил речь Прилизанный, как мне показалось, упиваясь своей компетентностью.

– Что он сказал? – озадаченно обратился Древний Огуз к аудитории.

– Сказал, что сдаст тебя и твоего командира ментам. Его за то, что отпустил хачика, а тебя – что знал и не донес, – “перевел” Бакинец.

После некоторой паузы зловещую тишину нарушил рык Ганмурата: