Алистер Маклин - Темный крестоносец [Черный сорокопут Черный крестоносец]

— И вы просите, чтобы я...

— Вот именно,— перебил он. В его голосе вдруг прозвучала усталость. Просто невозможно было вдруг не проникнуться симпатией к человеку, на плечах которого такое тяжелое бремя.— Я не приказываю, мой мальчик, я прошу,— глаза его все еще буравили потолок.

Я пододвинул к себе листок и взглянул на обведенное красным карандашом объявление. Оно почти в точности повторяло то, что я читал за несколько минут до этого.

— Наши друзья просят срочно телеграфировать ответ,— медленно произнес я.— Видимо, их время поджимает. Вы отослали телеграмму?

— От вашего имени и с вашего домашнего адреса. Надеюсь, вы не обидитесь на меня за подобную беспардонность,—сухо проскрипел он.

— Инженерная компания «Аллисон и Холден», Сидней,— продолжал я.— Действительно существующая и уважаемая компания, разумеется?

— Конечно. Мы навели справки. Фамилия их управляющего по кадрам указана верно. Письмо, которое пришло четыре дня назад с подтверждением получения телеграммы, отпечатано на фирменном бланке компании. Подписано от лица управляющего. Только подпись не его.

— Что вам еще известно, сэр?

— Ничего. Прости. Совершенно ничего. Видит Бог, я бы хотел тебе помочь.

Возникла короткая пауза. Я подтолкнул к нему листок и сказал:

— Вы, по-моему, просмотрели одну вещь. В этом объявлении, как и в остальных, требуется человек женатый.

— Я не могу просмотреть то, что очевидно,— без выражения произнес он.

Я вылупил глаза.

— Да как вам...— и осекся. Через некоторое время пришел в себя. — Вы наверное уже побеспокоились об оглашении имен брачующихся, и невеста ждет в церкви?

— Я сделал лучше,— опять щека чуть дернулась. Он потянулся к ящику стола и вытащил пухлый конверт размером четыре на девять дюймов. Подтолкнул его по столу в мою сторону.— Берегите его, Бентолл. Это ваше брачное свидетельство. Выдано муниципалитетом Кэкстона два с половиной месяца назад. Можете проверить, если угодно, но думаю, что придраться не к чему.

— Все же придется посмотреть, — проворчал я.— Не хотелось бы мне вляпаться во что-нибудь противозаконное.

Он как будто меня не слышал.

— А теперь вам наверняка не терпится познакомиться с женой. — Он поднял телефонную трубку: — Пригласите ко мне миссис Бентолл, будьте любезны.

Трубка его догорела, и он возобновил прочистку с помощью все того же перочинного ножа и с той же тщательностью, время от времени исследуя состояние трубки. Мне исследовать было нечего, и посему я праздно водил глазами по комнате, пока мой взгляд вновь не наткнулся на фанерную панель письменного стола. Предысторию возникновения этой панели я знал. Не более девяти месяцев назад, сразу после гибели в авиа-катастрофе предшественника полковника Рэйна, в кресле, в котором устроился теперь я, сидел другой человек. Это был один из личных агентов Рэйна, но, к несчастью, полковник не знал, что агент этот — двойник и завербован еще и в Центральной Европе. Его первое задание — оно же оказалось и последним — поражало своей дерзостью: ни много ни мало — убийство самого Рэйна. В случае успешного завершения этой операции шеф секретной службы полковник Рэйн (никогда не знал его настоящего имени) унес бы с собой в могилу тысячи секретных данных. Невосполнимая потеря. Полковник ни на мгновение не предполагал опасности до тех пор, пока не увидел в руках агента направленный на него револьвер. Но и агенту было известно далеко не все. Впрочем, до того момента об этом не ведал никто: под рукой, в кресле, полковник Рэйн всегда держал наготове «люгер» с глушителем и со снятым предохранителем, прикрепленный с помощью пружины зажима. После этого случая ему и пришлось ремонтировать, а вернее просто менять переднюю панель стола.

Намеренно убивать полковник Рэйн никого не собирался. Но как только возникала необходимость розоружить или ранить противника, он его наверняка убивал. Он был самым безжалостным человеком, которого мне когда-либо приходилось встречать, и я не припомню случая, чтобы мне пришлось изменить свою точку зрения. Именно не жестоким, а безжалостным. В его понимании, цель всегда оправдывала средства, и если эта цель была, по его мнению, достаточно значительна, он не останавливался ни перед чем, чтобы ее достигнуть. Поэтому он и сидел так прочно в этом кресле. Но когда безжалостность превратилась в бесчеловечность, я решил, что наступил момент выразить протест.

— Вы серьезно намерены послать со мной туда женщину, сэр?