Алистер Маклин - Темный крестоносец [Черный сорокопут Черный крестоносец]

— И это только небольшая часть того, что было найдено,— согласился он. Помолчал и добавил: — По правде говоря, как всякий скупой торговец, я выставил в своем доме напоказ только самую ерунду. Вещи, которые вы видели, я отношу к разряду безделиц. У меня тут есть пара укромных местечек — даже не просите, чтобы я вам намекнул, где именно, — в которых хранится фантастическая коллекция полинезийских редкостей времен неолита. В свое время они потрясут научный мир. Потрясут.

Он пошел дальше, но вместо того, чтобы идти вдоль электрического провода в сторону к огонькам, брезжущим в конце противоположного тоннеля, включил фонарь и свернул в первый тоннель справа, указывая на места, откуда были выкопаны все эти полинезийские сокровища. Остановившись посреди большого известнякового карьера, он сказал:

— А отсюда мы выкопали останки того, что должно было быть когда-то деревянным жилищем, самым древним деревянным жилищем в мире. И совсем в недурном состоянии. -

— Сколько же ему лет?

— Семь тысяч, ни много ни мало, — быстро сказал он. — Ван Дюпре из Амстердама, который приезжал сюда со сворой газетчиков, заявил, что этому дому от силы четыре тысячи лет, но он, этот болтун, конечно, глуп как пробка.

— А на чем вы основываетесь, определяя возраст?

— Опыт и знания, мой мальчик. Ван Дюпре, несмотря па свою громкую славу, не обладает в достаточной мере ни тем, ни другим. Дурак, и все тут.

— Хм,— сказал я безотносительно к тому, что думал, и взглянул на третью пещеру, открывшуюся перед нашим взором.— Как глубоко мы сейчас находимся под землей?

— Около ста футов, думаю. Возможно, сто двадцать. Мы, видите ли, все время двигались в глубь горы. Нервничаете, мистер Бентолл?

— Должен признаться, да. Никогда не предполагал, что археологи вгрызаются так глубоко в землю для того, чтобы добыть следы древней жизни. Вы наверняка побили рекорд.

— Почти, почти,— уклончиво пробормотал он.— Когда долину Нила и Трою раскапывали, тоже довольно глубоко забрались, знаете ли.— Это признание ему далось явно с трудом, и он решил переменить тему. Мы пересекли пещеру и вошли в тоннель, тускло освещенный лампочками фонарей. — Здесь мы должны встретить Хьюелла и его команду.— Он взглянул на часы.— Они уже, наверное, сворачиваются. Целый день здесь просидели..

Когда мы подошли к четвертой пещере у выхода из тоннеля, они еще работали. Их было девять человек. Некоторые откалывали куски известняка ломами и топорами, увеличивая уже и так громоздкие кучи у себя под ногами, другие складывали эти куски в вагонетки, а один гигант, облаченный только в холщовые штаны и майку, внимательно осматривал каждый кусок, освещая его фонарем.

И на этого гиганта, и на всех остальных стоило поглядеть. Все рабочие были китайцами, но такими высокими и мощными, каких я не предполагал в этой низкорослой расе. Судя по лицам, и характеры у них были не менее твердыми, чем мускулы. Но, может быть, это только так казалось: освещение тусклое, лица покрыты пылью, как тут не ошибиться!

Но относительно одного из них, который осматривал породу, я не ошибся наверняка. Он как раз бросил в вагонетку очередной ком и подходил к нам. Этот действительно плотью и духом был отлит из стали. Шесть футов три дюйма роста, но при такой ширине грудной клетки и плеч он казался приземистым; два толстенных окорока вместо рук, оканчивающихся пятипалыми граблями, болтались где-то в районе колен. Лицо как будто высечено из камня скульптором, который, не заботясь о качестве, гнал халтуру. На этом лице не было линии, которая была бы достойна называться линией — гранитная плоскость, которая вызвала бы восторженный поросячий визг у любителей кубизма. Вместо подбородка у него была лопата, вместо рта — глубокая рана, на месте носа — клюв кондора, а черные с холодным блеском глаза так глубоко посажены под кустистые брови, что создавалась иллюзия, будто на вас смотрит хищник из тьмы глубокой пещеры. Стороны его лица (щеками их назвать просто невозможно) и лоб изборождены морщинами с навсегда въевшимся загаром, похожим на древнюю пергаментную рукопись. Не думаю, что ему когда-нибудь удалось бы получить роль героя-любовника в музыкальной комедии.

Профессор Уизерспун представил нас друг другу, и Хьюелл, протянув руку, сказал:

— Рад познакомиться, Бентолл.

Голос у него был глубокий, пещерный, я бы сказал, а радовался он нашему знакомству приблизительно так, как радовался тысячи лет тому назад на этих островах вождь каннибалов последнему из оставшихся в живых вкусных миссионеров. Я весь сжался, когда мою руку охватила эта звериная лапа, но пожатие оказалось на удивление мягким. Ощущение было такое, что рука попала в тиски, но когда он мне ее вернул, все пальцы оказались на месте, слегка помяты, но все же на месте.