Но по украинской пословице: «Як мед, та и ложкою», – Мисаил Григорьевич жалел, что Искрицкая – просто Искрицкая, без всякого титула.
– Хорошо, если бы она сделалась княгиней или даже графиней! В городе говорили бы: «Мисаил Григорьевич живет с графиней такой-то»… «У него на содержании княгиня такая-то»… Было бы очень хорошо! Ей-богу, ничего не стоит найти какого-нибудь промотавшегося титулованного господина. Сунул ему в зубы несколько тысяч – и готово!
Мисаил Григорьевич сообщил свои планы Искрицкой. Та не имела ничего против.
Обрыдленко получил от своего патрона эту новую миссию.
– Надо подыскать подходящего князя или, в крайнем случае, графа.
– А если не найдем ни графа, ни князя, может быть, ограничимся бароном? Легче найти… – замкнулся Обрыдленко.
– Что такое? Адмирал, вы с ума сошли! Барон – это немец! Это непатриотично! Мы воюем с немцами, а вы навязываете мне барона! Я не хочу, да и она не захочет!
Мисаил Григорьевич знал, что все выдающиеся финансисты и банкиры Европы что-нибудь коллекционируют. Одни – гобелены, другие – старинную живопись, третьи – художественные табакерки, четвертые – оружие. Так надо. Это хороший тон. Это показатель вкуса.
Айзенштадт решил коллекционировать миниатюры. И вот под рукой были оповещены все петроградские антиквары, что буде случатся у них ценные миниатюры художественной работы, немедленно же поставить в известность об этом владельца особняка на Сергиевской Мисаила Григорьевича Айзенштадта.
Утром в своем кабинете Мисаил Григорьевич, нечесаный, немытый, в халате, закапанном свежими кофейными пятнами, беседовал с корректно одетым господином, у которого было лицо бандита – исчерна-смуглое, с крупными резкими чертами. Это был гражданин республики Никарагуа. Айзенштадт беседовал с ним относительно своего «консульства». Обладатель разбойничьей физиономии и носитель длинной, странной для уха и неудобоваримой для языка фамилии обещал устроить Мисаилу Григорьевичу пост консула республики Никарагуа в Петрограде. На письменном столе затрещал телефон. Вошедший на барский звонок лакей снял трубку.
– Алло!
– Мисаил Григорьевич дома?
– Их превосходительство дома. Кто их спрашивает?
– Антиквар Егорнов.
– Антиквар Егорнов? – повторил лакей, глядя на своего барина.
– Давай сюда трубку!
– Ну, я слушаю?
– Это вы, ваше превосходительство?
– Да, это мое превосходительство. Что скажете?
– Есть у меня для вас две очень замечательные миниатюры. На редкость! Не угодно ли взглянуть?
– Почему нет… Вы можете их сейчас доставить? Привезите сейчас.
– Буду через двадцать минут.
Через двадцать минут Мисаил Григорьевич, отпустив именитого гражданина республики Никарагуа, сидел в кабинете один и задумчиво грыз обкусанные мягкие ногти.
Лакей ввел к нему Егорнова. Кивая рыжей бороденкой, торговец показывал банкиру свой товар.
– Вы только взгляните, ваше превосходительство. Работа какая! Тончайшая! Кисть божественного Изабея! Это Мейсонье начала девятнадцатого века. Да что Мейсонье! Он ему, Изабею, с позволения сказать, в подметки не годится! Князь Двигубский увидел, – так и затрясся! «Продайте!» – говорит, а я ему: «Нет, ваше сиятельство, опоздать изволили, у меня есть уже покупатель».
– Это который Двигубский? Товарищ министра?
– Он самый, ваше превосходительство.
– Пускай не беспокоится, я беру эти миниатюры. Только вы ему так и скажите, что я беру. Я! А что это такие за господа?
– Король и королева Кипрские.
– Я про таких не слышал. А вы откуда знаете, что это король и королева Кипрские? А может быть, это совсем даже не они?
– Они самые! Никакого сумления. У родного внука приобрел. Старик мне принес, – вид барский, вельможный, а только не в авантаже. Порода важнеющая, а бедность! Выследил. Сосед! В меблированных комнатах живет. Швейцару полтинник в зубы – всю подноготную выложил. Как есть настоящий король, при полном титуле, а только жрать не…
– Так и называется король Кипрский? – зажегся вдруг Мисаил Григорьевич.
– Больше скажу, ваше превосходительство: титул евонный настоящий – король Иерусалимский и Кипрский.
– Да не может быть! И живет в меблированных комнатах?!
– Секите мне голову, коли соврал.
Охваченный приливом какой-то особенной радости, Айзенштадт нервно грыз ногти. Потом вскочил, запахивая на животе длинный халат, путаясь в нем.
– Я только на минуточку сбегаю к генеральше.
Читать дальше