Димитр Пеев - Вероятность равна нулю

– Или… кого? – продолжил генерал. – Как поступили с телеграммой? Отправили?

– Я поговорил с начальником почты, – сказал Петев. – Договорились немного ее подзадержать.

– И правильно. Когда ее там получат, то будут знать…

– Что Маклоренс – то есть Морти – уже… морто, мертв. И что передатчик уже в наших руках. Так что других шифрограмм больше не поступит. Заметьте следующее… – Ковачев заглянул в листок с текстом: – «Морти погиб катастрофа машине» можно понять и так: «Морти погиб. Точка. Катастрофа в машине». То есть катастрофа с передатчиком.

– А что все-таки передать начальнику почты? – спросил Петев. – Он не может надолго задержать телеграмму.

Марков курил, несколько раз торопливо затянулся.

– Действительно… А жаль! Смущает меня, что время идет, а мы все еще не знаем цели их прибытия сюда.

– Надо надеяться, скоро они покажут свои коготки, – сказал Петев.

– На что надеяться? Разве они уже не показали, на что способны, когда спровадили Маклоренса в пропасть? А завтра может произойти что-нибудь и похлеще!

19 июля, суббота. Вечером

Супруги Халлиган, как и положено достопочтенным англичанам, ровно в восемь явились к забронированному для них столику. Несколько минут спустя, когда еще ничего не было заказано, в зал вошел Ларри О'Коннор. Он оглядел зал, как бы кого-то ища, и, хотя свободных столиков было достаточно, приблизился к столу англичан и обменялся с ними несколькими ничего не значащими фразами, как водится между соотечественниками в чужой стране, после чего был настоятельно приглашен разделить компанию. Когда О'Коннор сел, беседа продолжалась.

Петев сидел недалеко. Цены здесь были не для командированных, а выдавать обеды и ужины в первоклассном заведении тоже за служебное задание Петеву было совестно, и потому он заказал пиво. Официант посмотрел на него подозрительно, но недовольства не выказал. Тем временем подоспел Дейнов и уселся напротив.

– Здравствуйте!

– Добрый вечер! Как видите, сидят и беседуют.

– Беседуют и закусывают. Скоро к ним присоединится и Мелвилл. Я проверил, О'Коннор прибыл самолетом прямо из Франкфурта.

– Что еще известно о нем?

– Ничего. Паспорт выдан в Нью-Йорке.

Между столиками в начале зала замаячила мадам Мелвилл. Заметив Халлиганов, она приветливо им помахала, и те энергично начали зазывать ее к себе. Она еще только усаживалась, а уж ей представили О'Коннора, и сразу же завязался оживленный разговор.

– Вот и собрались, – сказал Петев. – Этот О'Коннор искал Харрисона-Маклоренса, а нашел его любовницу.

– Как будто она была ему только любовница! Не кажется ли вам, что уже пора вызвать ее к нам да порасспрашивать о том о сем? – оживился Дейнов.

– О чем, например?

– Да хотя бы о том… – Дейнов задумался. – О том хотя бы, что ее дружок, с которым она прикатила к нашим берегам в одной машине, оказался убитым.

– В автомобильной катастрофе!

– А она прыгает, ручкой помахивает, точно ничего не случилось.

– Вы думали, что она облачится во все черное, да? Она узнала скорбную весть вполне официально, от администраторши. После обеда побывала в морге. Даже всплакнула. Но что поделаешь, дорожное происшествие, такие вещи случаются даже в Австралии.

– А про два пистолета и радиопередатчик что она станет плести?

– Помилуйте, скажет она, я ничего такого не знаю, не ведаю… И точка. Вы думаете, вам одному хочется перекинуться с нею парой словечек? Однако не забывайте, что перед вами Маман. Поглядите-ка на нее!

О'Коннор пригласил Мелвилл, и оба весело отплясывали.

20 июля, воскресенье

Странную пару представляли Ноумены. Огромный крючковатый нос, жалкие остатки рыжевато-седых кудряшек выдавали в Еремее выходца с Ближнего Востока. А вот дочь его походила скорее на испанку – или сицилианку, или француженку. Появлялась она везде одетой крайне экстравагантно, непомерно, даже вульгарно загримированной и почти всегда одна. С отцом ее видели целый вечер только тогда, в Балчике. Она редко пользовалась автомашиной, предпочитая пешие прогулки в одиночестве. Складывалось впечатление, что она кого-то разыскивает. Ее трудно было бы назвать красавицей, хотя на мужчин она производила впечатление. И только глаза ее, если в них вглядеться, говорили о какой-то душевной опустошенности и внушали страх.

После обеда – на сей раз в отдаленном ресторанчике – Мишель Ноумен снова отправилась на прогулку. Но то было не беспечное послеобеденное путешествие для облегчения пищеварения, а подобие неистового, утомительного кросса, словно возникла необходимость разом сбросить все калории, набранные за столом. Не впервые Мишель выматывала таким манером оперативников.