Эльчин Гасанов - prose_contemporary

Утирать вдовьи слезы – одно из опаснейших занятий для мужчины.

Примерно через день, Исаак прогуливался в "молоканском" садике, и откусив кофейное мороженное, сел на зеленую скамеечку. Прошло минут 15.

И вдруг он заметил Эрну.

Она рассматривала афишу театра русской драмы, потом спросила у прохожего мужчины время. Затем еще что-то спросила у него. Улыбнувшись, ушел прохожий прочь. Это опять не понравилось Исааку. Ему стало неприятно.

Доев мороженное, приблизился он к ней, хотел подойти, сказать ей пару слов. И тут к Эрне подошел какой-то парень. Он явился не во время, как черт из бутылки. Парень остановил ее, они поздоровались, и было видно, что они знакомы давно Он начал расспрашивать ее о том, о сем. Исаак подслушал разговор.

– Эрна, Постой – ка минутку!

– Зачем?

– Здесь стой, не двигайся!

– Но зачем, Алик? Что за розыгрыш? Признавайся.

Она тоже раздражала этого Алика. Он еле сдерживал себя.

– Эрна. Очень прошу тебя, секунду подожди меня тут. Не двигайся, стой тут, именно тут! Хорошо? Буквально секунду. Не более. Прошу тебя.

– А зачем? Ты кажется, ревнуешь меня (томно улыбаясь). – (Скрипя зубами) Буквально секунду. Договорились?

– Прямо здесь? (Показывая под ноги) – Да, именно здесь! Я щас.

Алик убежал. Исааку стало интересно, он чуть шагнул за старый толстый клен, и наблюдал за ними.

И вдруг, в этот момент Эрна увидела перед собой красную «семерку». На быстрой скорости ехал автомобиль, даже опомниться она не успела. За лобовым стеклом машины заметила она лицо Алика. Резкий дряблый удар, и пронзительный звук тормозов Вдова лежала на асфальте вся в крови. Алик скрылся с места происшествия. Исаак только заметил за заднем стекле "семерки" надпись: "*ZLOY"* "После смерти мы все земляки. Так сказать, если Рузвельт был жив, он бы перевернулся в гробу. Смерть, помнишь ли ты свое первое кладбище''?

Я лежала вся изрубленная и окровавленная, но боли не ощущала, надо мной столпились люди. Кричали, звали на помощь. Кто-то пытался вернуть меня к жизни.

Исаак пригнулся к моему лицу, он весь дрожал. Я превратилась в кровавую котлету, но еще дышала.

А в этот момент я увидела перед глазами темный тоннель. Впереди яркий свет, и толпы людей тихо и медленно направлялись к далекому свету. Я не разглядела их, их лица не помню. Я молча присоединилась к ним. Мы вместе стали топать размеренными шагами к яркому свету, что был впереди.

Потом я вышла на красивую зеленую лужайку, хотела пройтись по ней, но меня не пустили. Вдруг, откуда не возьмись, передо мной возникло двое апостолов. Оба высокие, в длинных балахонах, с тюбетейкой на голове, с трезубцами в руках. Один из них спросил меня:

– Какая планета?

– Земля!

– Так. Проходи в каменный город. У тебя всего 15 минут, не больше.

Повинуясь, я прошла в этот каменный город. Действительно, город был каменным. Все из белого и серого камня. Дома, улицы, переулки. Аккуратно все ухожено, и повсюду люди пускали мне в глаза зеркалом солнечные зайчики, поэтому я жмурилась, невозможно было что-то увидеть, заметить.

Так ослепительно ярко все было.

Спустя некоторое время я заметила, что везде почему – то играли в футбол, вернее били пенальти по воротам. Кто бил, почему бил, я не знала. Вратаря я также не заметила. Потом резко стало темно и гадко.

Подул ветер, колючий ветер. Минут через 15 прибежала к апостолам. Снова спросил один из них:

– Ну, как там?

– Плохо, родненькие мои. Страшный ветер, в виде дождя с неба падают мелкие камешки. Темно, ничего не видно. Невозможно терпеть. Я что, в аду? Это ад? Только честно скажите. Честно, честно, честно!

– В ад ты попадешь, если не сумеешь пробить одиннадцатиметровый. А пока рассказывай, что там ты натворила, как жила ты на своей Земле. Если выкарабкаешься, то расскажешь там, своим, чтобы знали: кто туп и глуп, тот попадает в рай. Слишком несерьезно он воспринял жизнь, то есть так, как надо было ее воспринять. А кто умен, кто хочет высунуться, запомниться, что-то сделать – того опять засунут в жизнь. В другую жизнь. Но уже в ином виде и состоянии. Пока он не поймет: кто интересуется смыслом жизни или ее ценностями, это значит, что он болен.

А вылечить его может только жизнь.

В квартире Исаака было тихо. Светлая, большая комната с большими окнами на широкий проспект.

Напротив в кресле сидела Эля. Это была его девушка. Она ему нравилась, но он, естественно, не хотел жениться. Она хотела за него замуж, но он был принципиален.