Михаил Прудников - Операция «Феникс»

— Хорошо, — сдался наконец Рублёв. — Я буду, но чуть позднее.

Он положил трубку, но мысли его невольно возвращались к тому солнечному первомайскому дню. После демонстрации они — он, Максимов, ещё трое бородатых ребят в толстых свитерах (они оказались научными сотрудниками какого-то института) — отправились в кафе. Собственно, инициатива насчёт кафе принадлежала Кате:

— Эх, мальчики, закатиться бы сейчас куда-нибудь…

Все дружно поддержали это начинание и, главным образом, потому, что никому не хотелось расставаться с этим весёлым длинноногим существом. Даже Максимов, который всегда торопился домой, к «старушке», как он шутливо называл свою жену Надю, и тот согласился часок посидеть.

Зашли в «Поплавок». Там было шумно, сутолочно и не очень чисто. Но никто не обращал внимания ни на несвежие скатерти, ни на скверные шашлыки. Все невольно заразились бесшабашностью Кати, которая рассказывала забавные истории, с удовольствием пила вино и как-то лихо, по-мужски, курила сигареты. Рублёва и привлекала и пугала эта бесшабашность и несколько обескураживала та откровенность, с какой она отдавала ему предпочтение перед другими. Он видел, что коренастый бородач в свитере и с трубкой сник, замолчал, ушёл в себя. Он был явно неравнодушен к Кате. Сергей Николаевич ожидал, что бородач устроит ему «сцену у фонтана». Но всё каким-то образом устроилось так, что, выйдя из кафе, они сразу остались одни. Максимов со своим бородачом куда-то исчез. Это было очень кстати. Наконец-то Рублёв оказался с девушкой наедине.

«Наверняка Гошка пригласил её ради меня», — улыбнулся про себя Рублёв. Он уже привык, что все друзья и знакомые непременно хотели его женить. Стоило ему прийти к кому-нибудь в гости, и рядом с ним оказывалась приятельница хозяина, или хозяйки дома, или кто-нибудь из его знакомых.

Чаще всего это раздражало Рублёва. Но в тот майский день он был признателен другу. Катя была интересной собеседницей. Она окончила театроведческое отделение ГИТИСа и работала в отделе искусства журнала. Она рассказывала Рублёву о последних спектаклях и фильмах, об актёрах и интересных статьях. Они пробродили по праздничной Москве до вечера.

Катя сама предложила ему свой телефон.

— Будет скучно — позвоните. Свожу вас на какую-нибудь премьеру.

Но позвонить ей Рублёву так и не представился случай. Вскоре после праздника он уехал в командировку. Вернувшись в Москву, вспомнил новую знакомую, вернее, то радостное ощущение, которое она оставила в нём. Но позвонить не решился. Представил себе разговор: «Здравствуйте, это Сергей». — «Какой Сергей?» — «А вот тот, с которым вы познакомились Первого мая»… Нет, это было не для него.

В начале восьмого Сергей Николаевич вышел из управления, добрался на такси до «Детского мира», бродил по этажам, ломая голову: что же выбрать в подарок двухнедельному Илье Максимову. Наконец остановился на упакованном в коробке и перевязанном голубой лентой комплекте для новорождённых, куда входили распашонки, ползунки, простынки, и, довольный своим выбором, отправился в гости.

У Максимовых гремел магнитофон. Ритмы шейка и сиплый, истеричный голос певца проникали сквозь дверь и слышались ещё на лестничной площадке. Гоша открыл дверь и приветствовал Рублёва с преувеличенно шумной радостью подвыпившего хозяина. За столом Сергей Николаевич заметил несколько незнакомых лиц, вероятно родственников Максимова. Возникла маленькая суматоха — обычное явление при запоздавшем госте.

Когда церемония приветствия была закончена, хозяин дома потащил Сергея Николаевича в спальню. Там, в кроватке из-под кружевных простыней выглядывала крошечная курносая мордашечка.

— Тише, — шёпотом предупредил его Гоша, — только что отужинал. Спит богатырским сном. Представляешь, моя-то четыре с половиной кило отгрохала! Кто бы мог подумать! — И он смеющимся взглядом окинул стоявшую рядом с ним жену. Она была невысокого роста, хрупкой, совсем ещё девчонкой.

— Как назвали? — спросил Рублёв, наклоняясь над кроваткой и пытаясь разглядеть в сморщенном круглом личике знакомые черты своего друга.

— Илья, — подсказала жена.

— Хорошее имя…

— А что! Илья Георгиевич звучит…

— Звучит, — согласился Сергей Николаевич. — Что-то прочное, исконно русское. Теперь это имя стало редкостью. Не то, что Сергей. У нас на курсе было три Сергея. А в школе целая дюжина. Я родился, когда в моде были Сергей и Андрей.

Гоша не мог оторвать взгляда от лица сына. Таким наивно-счастливым Рублёв не видел его никогда.