Чингиз Абдуллаев - Волшебный дар

— Лучший способ сорвать переговоры, — заметил Дронго, — вчера вы узнали, что Шокальский представляет серьезных конкурентов…

— Я полагал, что подслушивать чужие разговоры неприлично.

— Когда вы срываетесь на крик, вас могут услышать…

Мурашенков взглянул на Сарычева. Тот поднялся под его взглядом. Они повернулись и пошли по коридору.

Дронго смотрел им вслед, когда над его головой раздался голос:

— Неприятные господа эти гости из Москвы. Шокальский жаловался, что они готовы на все, чтобы получить контракт…

Дронго поднял голову. Рядом с ним стояла пани Илона. Он тоже встал.

— Вы слышали, что произошло? — спросил Дронго.

— Убили Сильвию, — пожала плечами Илона. Она сказала это так, словно в случившемся не было ничего особенного.

— Откуда вы узнали?

— Горничная орала на весь отель, — объяснила она, — я ничему не удивилась. В таких местах всегда случаются какие-нибудь жуткие трагедии. Когда здесь столько знаменитостей, должна произойти какая-нибудь пакость. Чем выше статус людей, чем они богаче, тем больше гадостей можно найти в их прошлой жизни.

— Интересная теория, — ответил Дронго, — вы знаете, что Сильвию застрелили?

— Ну и что? Конечно, застрелили. Эти миллионеры бывают еще и большими трусами. Я правильно сказала по-русски?

— Ударение нужно ставить на первом слоге, а не на втором, — улыбнулся Дронго.

— А вы хотели, чтобы убийца задушил Сильвию своими руками? Или перерезал бы ей горло?

— Вы так спокойно говорите об этом потому, что работали много лет в полиции или вы вообще циник по жизни?

— И то, и другое, — ответила Илона, — я циник, потому что много лет работала в полиции, и работала там столько лет, потому что я циник. Вас устраивает такой расклад?

— Сильвию застрелили, — вернулся к первоначальной теме Дронго. — Я бы на вашем месте подумал, кому это выгодно.

— Я уже думаю, — призналась Илона. — Боюсь, что среди подозреваемых будут гости нашего отеля.

— И пан Шокальский в том числе?

— Нет, — чуть замешкавшись, сказала она, — он не входит в круг моих подозреваемых. Он способен соблазнить Сильвию или обмануть ее мужа. Но на убийство не пойдет. Нет, нет, это не он.

— В таком случае это могла быть женщина, — сказал Дронго, глядя ей в глаза. — Женщина, которая ненавидела мужа Сильвии. Которая приехала сюда непонятно зачем с одним из оппонентов Джеймса Фармера. И появление которой столь очевидно вывело мистера Фармера из себя. Достаточно или продолжать?

— Продолжайте. — Рослая Илона смотрела ему прямо в лицо, не мигая и не отводя глаза.

— Добавьте еще один немаловажный факт, — Дронго не стал выдерживать эффектную паузу, — мы с вами единственные здесь, кто хорошо владеет оружием. Вам не кажется неприятным такое совпадение?

— Вы думаете, что я убила Сильвию из ревности? Или из мести? — Она рассмеялась, продемонстрировав красивые здоровые зубы. — Зачем мне нужно было в нее стрелять? Я скорее пристрелила бы самого Фармера за все, что я из-за него пережила. А его несчастная жена мне ничего плохого не сделала.

— Я могу узнать, почему вы так не любите Джеймса Фармера?

Она оглянулась — мимо них спешили врачи, прибывшие позже полицейских. Илона чуть посторонилась, пропуская людей в белых халатах.

— Вчера я вам уже все сказала. — Ей был неприятен подобный поворот в разговоре.

— Вы сказали, что познакомились с Джеймсом Фармером двадцать лет назад. И больше ничего. Я могу узнать, почему вы его так ненавидите? Или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. Он был спонсором конкурса красоты в Лондоне.

— Это вы уже говорили. Очевидно, он был не только спонсором, но и успел познакомиться с вами гораздо ближе, чем требовалось по правилам соревнований?

— А разве бывает иначе? — Она горько усмехнулась, и Дронго подумал, что она действительно циник. — Конечно, мы сблизились. Вспомните, что было в моей стране двадцать лет назад. Ярузельский произвел военный переворот, все лидеры «Солидарности» были отправлены в тюрьму. Меня с трудом выпустили в Лондон, не хотели отпускать. Это был мой шанс. Я так хотела остаться на Западе и никогда не возвращаться в Польшу! И конечно, обрадовалась вниманию Фармера. Он был тогда такой представительный и красивый! Но очень холодный. Он всегда был холодным эгоистом. Я сейчас думаю, что нужно быть именно таким, чтобы сделать себе огромное состояние. Человеком, которого не трогают радости и горе других людей. Бездушной машиной.

— Кто-то из великих сказал, что остаться счастливым на протяжении всей жизни можно при наличии хорошего пищеварения, бесчувственного сердца и абсолютного отсутствия совести, — негромко напомнил Дронго.