Чингиз Абдуллаев - Закон негодяев

— Нет, нет, ничего. Но вы же сами говорите, что это невероятно — такая война, такая вражда и теперь вот эта банда.

— Никакой вражды нет, — возразил вдруг Гумбатов, — знаете как мы жили до этого Горбачева, будь он проклят сто раз. В соседнем районе свадьбы играли. А как мы дружили. Ко мне из Мартуни приезжал председатель колхоза Ашот Аветисян, привозил пятьдесят своих товарищей. И мы всех радушно встречали. А потом я отправлялся к нему и тоже брал пятьдесят своих друзей. И как они нас встречали!

Будь проклята эта война. Мы жили с армянами, как братья. Сейчас об этом не любят вспоминать. Пусть меня разрежут на тысячу кусочков, но я все равно скажу: мы жили дружно, как соседи, как друзья, — Гумбатов разгорячился, видно эта тема не давала ему покоя, была его неосознанной болью, волновала его, — кому нужна была эта война? Хотите, я вам скажу: толстосумам всяким, проходимцам, мерзавцам, которые успели награбить денег и боялись ответственности. Говорят, армяне поднялись за свободу. Не правду говорят. Мы еще долго встречались по ночам, уже после начала этой истории. Они мне говорили: нам ничего не нужно, как жили, так и хотим жить. Пусть нам дадут просто спокойно жить. А вот не давали. И с той, и с другой стороны.

— У вас целая философия, — сказал Джафаров.

— А вы поезжайте со мной в лагерь, посмотрите, как мои люди живут, — окончательно расхрабрился Гумбатов, — в палатках, на земле, больные, раненые, дети, старики. Дети полгода в школу не ходили. Кому нужна была эта война, я вас спрашиваю? Я же здесь всю жизнь живу — мне газеты не нужно читать, чтобы знать о Карабахской войне. Да, нам очень плохо. Столько убитых, столько пропавших, дома наши разрушены. А что, армянам очень хорошо? Они живут теперь на этих землях? Ничего подобного. Тоже не живут, уезжают, не хотят вечно на войне жить, понимают: мира здесь уже не будет.

— Не мы первые начали эту войну, — сухо заметил Джафаров. Он уже начал жалеть, что коснулся этой темы. Но Гумбатова не так легко было остановить.

— Когда убили в Аскеране двух наших парней, я предложил: поедем в Степанакерт, договоримся по-хорошему. Не можем мы жить как кошка с собакой, соседи ведь, столько тысяч лет живем рядом друг с другом. Но все словно голову потеряли. Потом Сумгаит был. Я и тогда говорил и теперь — бандит не имеет национальности. Нужно было об этом сразу сказать. А потом начали выгонять азербайджанцев из Нагорного Карабаха и из Армении. Можно было остановить все тогда, но поджигали, кричали о справедливости, людей на митинги звали. А кто войны хотел — засевшие в Степанакерте люди, которым нужно было спасать свои миллионы. А потом к ним подключились сидевшие в Баку мерзавцы, сразу понявшие, что можно заработать на этой войне. Вы правда не знаете, сколько людей миллионерами стали во время этой войны? Неужели не знаете?

— Это к делу не относится, — Джафаров потерял терпение, — давайте говорить о нашем конкретном деле.

— Давайте, — снова потух Гумбатов, и вдруг произнес:

— я знаете, что недавно понял? Любая война, даже самая справедливая, начинается негодяями, которые втравливают в нее свои народы. Вообще, любая война — это заговор негодяев против честных людей, это война негодяев против нас с вами. Вот, что я вам скажу.

Джафаров отвернулся. В душе он был согласен с Гумбатовым и понимал его излишнюю горячность — беженцы действительно жили в нечеловеческих условиях.

— Так могли оказаться в горах объединенные банды с обеих сторон? — уточнил Джафаров.

— Конечно, могли. И не обязательно банды. Иногда встречаются и порядочные люди, приходят на встречу, узнать о пропавших родственниках, найти тела погибших. Не вижу в этом ничего дурного. Но раз чабана убили, значит, бандиты были. В последнее время их много стало, пользуются несчастьем обоих народов.

— Свидетель утверждает, что Курбан-киши узнал одного из армян, назвав его по имени — Армен. Вы не знаете, кто это может быть?

— Не знаю. Может, его знакомый. Это не мой чабан, поэтому всех его знакомых я знать не могу.

— Среди убийц был и азербайджанец по имени Омар. Вы о таком тоже не слышали? Имя довольно редкое для этих мест.

— А как фамилия? У нас в колхозе были два Омара, и человек пятнадцать с фамилией Омаров.

— Нет, судя по всему, это его имя. Фамилию не знаю. Черноусый, все время улыбался. А рядом с ним был другой азербайджанец — маленького роста. Не ваши?

— Не может быть, — растерянно произнес Гумбатов, — Омар уехал в Баку, звонил нам оттуда.