Чингиз Абдуллаев - Месть женщины

— Не знаю. Наверное, не судьба.

— Какая судьба, — отмахнулся он, — просто ты никогда ко мне особенно хорошо и не относилась. Я это всегда чувствовал.

— Неправда, — возразила она, — я всегда ценила тебя как лучшего среди нас профессионала. Ну, может, второго, после Маркова. Ты и был лучшим. Но…

— Вот именно — но. У тебя в запасе всегда было «но».

— Это зависело не только от меня. Если хочешь откровенно, я тебе скажу. У тебя раздвоение личности. Когда ты попадаешь за рубеж, то сразу превращаешься в осторожного, умного, заботливого, надежного партнера. Я ведь помню, как ты работал со мной в Родезии и в Чили. А когда возвращаемся домой… Тебя словно подменяют. И ты теряешь всякий контроль. Даже в постели ты совсем другой. Извини. Я не хотела тебя обижать.

— Другой — это хорошо или плохо?

— Плохо. Здесь ты более черствый, более равнодушный, более жестокий. Все то, что тебе удается подавлять там, ясно проявляется здесь. Я не хотела этого разговора, ты сам первый начал.

Он взглянул на часы.

— Машина уже здесь, — кивнул женщине, словно давая понять, что разговор закончен. — Поедем, Марина Владимировна, а то мы можем опоздать. Вам пятнадцать минут на сборы хватит?

— Хватит, — она поднялась и вышла из комнаты. Он проводил ее мрачным взглядом и вздохнул.

Ровно через пятнадцать минут она ему позвонила. Он невольно взглянул на часы и улыбнулся, довольный: она была потрясающе точна. Еще через пять минут они выехала в Ясенево. В дороге почти все время молчали, словно все главное уже было сказано там, в кабинете. Или, может, просто не хотели говорить при постороннем — водителе.

Когда они уже подъезжали к воротам, Чернов достал из кармана специальную пластиковую карточку офицера ПГУ и протянул ее Чернышевой. Сотрудники «Клариссы» не имели подобных постоянных пропусков в Ясенево. Они просто не могли попасть в список офицеров, допущенных к работе с особо секретными документами.

После соответствующей проверки уже через несколько минут они были в кабинете начальника ПГУ. Здесь посетителей никогда не заставляли ждать в приемной. Назначалось точное время приема, чтобы одни приглашенные не встретились с другими. В этих кабинетах умели ценить собственное время и время своих сотрудников.

Несколько лет спустя о последнем руководителе советской разведки — генерале Шебаршине — напишут книги и статьи, пытаясь рассказать об этом удивительном человеке. После ареста Крючкова он на один день даже возглавит КГБ. А потом, уже в сентябре, уйдет, чтобы не участвовать в развале всей системы органов государственной безопасности, которую с таким блеском осуществит его преемник. Шебаршин был профессиональным разведчиком и патриотом своей страны. Пришедшие ему на смену дилетанты с какой-то непонятной яростью уничтожали то, что составляло основу их государства, приобретая, в конечном счете, недобрую славу Герострата.

Марина впервые встречалась с новым начальником ПГУ. С генералом Черновым начальник ПГУ поздоровался за руку. Взглянул на Чернышеву и, замешкавшись на секунду, пожал руку и ей, После чего предложил садиться.

На плечи последнего начальника ПГУ выпала нелегкая миссия. Начиная с момента его назначения блок союзников стремительно сокращался. Сказывался знаменитый «принцип домино», когда вся система начинала разваливаться после падения одной из составляющих. Сначала это была Польша, где летом восемьдесят девятого президент Ярузельский пошел на первые демократические выборы. Затем пала Берлинская стена, потом последовала «бархатная революция» в Чехословакии, расстрел Чаушеску в Румынии, отстранение от власти Тодора Живкова в Болгарии. Повсюду рушились не только режимы. Одновременно Советский Союз терял стратегических союзников, базы, разведывательные центры, хорошо налаженные связи, свое влияние в странах Восточной Европы.

Этого мог не понимать слабый и безвольный Горбачев, так и не сумевший придать хоть какое-то направление своим реформам, вышедшим из-под контроля и превратившимся в хаотическое движение, сметающее на своем пути все и вся. Но это прекрасно понимали аналитики КГБ, с разочарованием и болью наблюдавшие, как рушится несложившийся старый мир. Как теряются прежние ориентиры, как уходят прежние друзья и как предаются прежние союзники. Апофеозом подобного безнравственного предательства станет выдача смертельно больного Эриха Хонеккера германскому правительству. Всю свою жизнь Хонеккер верил в дружбу Советского Союза. И даже когда во имя сохранения собственного режима он мог поступить вопреки воле руководства СССР, он не стал этого делать.