Чингиз Абдуллаев - Кредо негодяев

Но, конечно, для авторитетного Сказочника это было непростительным нарушением. Пришлось позднее этого заключенного переводить в маленький сибирский лагерь всего на шестьдесят человек и держать там еще пять лет.

А сам Андрей был якобы этапирован в Москву. И там увидел наконец своего сына, уже достаточно взрослого и самостоятельного. Маленькому Андрею шел пятнадцатый год, и он был развит не по годам, сказывалась сытая заграничная жизнь.

Андрей получил отпуск за несколько лет и мог теперь позволить себе даже видеться с мальчиком, приехавшим на каникулы к бабушке. С Ларисой никаких особых отношений у него не было, она сохраняла трогательную верность своему придурковатому мужу, работавшему теперь во Франции и, по слухам, готовившемуся получить в скором времени ранг посла. А это было заветной мечтой любого дипломата.

Это были лучшие дни в его жизни. Он проводил с сыном несколько часов в день, наслаждаясь каждым мгновением общения с мальчиком. Ему удалось заинтересовать парня стрельбой в их ведомственном тире, и он водил туда парня в отдельный бокс, где их никто не мог видеть. Несмотря на строжайший запрет своего руководства, он приходил на встречи с мальчиком, никогда не гримируясь, словно забыв о строгих законах конспирации. Андрей встречался со своим сыном, и это наполняло смыслом его жизнь, делало его дальнейшую работу не такой уж бессмысленной.

Лариса, понимая его чувства, не мешала этим встречам. Видимо, что-то начал понимать и мальчик, задававший достаточно серьезные вопросы, но ни разу так и не спросивший, почему старый знакомый его матери с таким вниманием и непонятным волнением встречается с ним.

Лишь в последний день, когда они должны были расстаться перед поездкой младшего Андрея во Францию, состоялся этот памятный и трудный разговор, о котором Андрей Кирьяков помнил всю жизнь.

Они медленно шли по улице Горького, поднимаясь вверх к площади Маяковского, когда вдруг мальчик спросил:

— А вы вместе учились с мамой пять лет?

— Да, в университете, — удивился неожиданному вопросу Андрей.

— А потом вы получили распределение на Урал?

— Откуда ты знаешь?

— Мама рассказывала.

— Да, — ответил Андрей, — я тогда уехал на Урал и работал в маленьком уральском городке. Ты, наверное, таких и не видел.

— Вы были инспектором полиции?

— В СССР нет полиции, — терпеливо разъяснил Андрей, — у нас милиция, и я был инспектором уголовного розыска и следователем. А потом меня перевели в другой город, побольше, и только потом в Москву, где я встретил вас с мамой.

— Вы ее любили? — спросил мальчик.

Он посмотрел на Андрея, и тот понял, что не имеет права врать.

— Да, — сказал он честно, — у тебя очень красивая мама.

— Вы с ней спали? — У мальчика было явно «западное» понимание вопроса. Он не видел в этом факте ничего необычного.

— Видишь ли, — осторожно объяснил Андрей, — в те времена у нас были несколько другие идеалы. Мы были немного более идеалистичны, по-другому воспитаны. Тогда даже невинный поцелуй был актом большой любви.

— Вам мешала советская тоталитарная система? — понял мальчик.

— Тебя напрасно обучают в этих западных школах, — в сердцах ответил Андрей, — чему вас там только учат.

— И не любили друг друга?

— Мы нравились друг другу, но, видимо, недостаточно сильно, чтобы пожениться, — кажется, этот ответ не удовлетворил даже его.

— И тогда вы решили уехать? — уточнил мальчик.

— Я не уезжал, просто в Советском Союзе была система распределения. Меня послали на Урал, и я обязан был ехать работать туда, куда попал после распределения. По закону нужно было отработать три года.

— А она не могла вас ждать? — Мальчик был безжалостен.

— Не знаю. Наверное, нет. Ей больше нравился твой папа.

— Он не мой папа, — очень серьезно и тихо произнес младший Андрей.

Кирьяков замер. Он боялся повернуть голову, чтобы взглянуть в глаза своему сыну.

— С чего… — непривычно перехватило горло, он откашлялся, — …с чего ты взял?

— Слышал разговор бабушки с мамой. Бабушка не хотела, чтобы мы встречались. Они говорили достаточно тихо, но я все слышал.

— А что мама?

— Она говорила, что мальчик должен встречаться со своим отцом. Что она не может мешать нашим встречам.

Следующие двадцать шагов Андрей шел словно в тумане. Он боялся, очень боялся следующего вопроса мальчика. И наконец тот прозвучал:

— Скажите, а вы действительно мой отец?

Он молчал. В тюрьмах и колониях ему бывало легче. Там нужно было просто врать. Здесь нужно было соврать, убеждая самого себя. Самое сложное было в том, что врать совсем не хотелось. Но как ответить честно на вопрос мальчика, он просто не знал.