Чингиз Абдуллаев - Кредо негодяев

Тогда, в первый и единственный раз, он действительно отдыхал целый месяц, не думая ни о каких проблемах. Единственный раз в жизни. В этом было что-то роковое, мистическое. Товарища убили через полгода, во время ареста кого-то из торговцев наркотиками. Убили глупо, обидно, какой-то случайной пулей, попавшей в него во время вялой перестрелки. Через год ему уже не дали положенного отпуска, а затем все вообще неузнаваемо изменилось. Больше не было Советского Союза, больше нельзя было отдыхать в Прибалтике, переезжая из города в город. Независимые государства теперь требовали визы, а тысяча рублей составляла всего двадцать центов на момент его воспоминаний и продолжала падать в цене. Теперь эту сумму давали в лучшем случае только нищим. Тогда, после их возвращения домой, на следующий день умер Генеральный секретарь ЦК КПСС, чьим именем позднее назвали время застоя. И в этом тоже было нечто символическое, словно означавшее конец целой эпохи и рождение новой.

В этой новой эпохе были свои сложности и свои особые отношения между людьми. Время проходимцев, демагогов и авантюристов, наступившее после эпохи прагматиков, приспособленцев и дураков, имело свои ярко выраженные черты, так зримо проявившиеся в период драматического распада огромной империи. Но для него восьмидесятые годы были периодом становления, а наступившие девяностые несли в себе страшный заряд разочарования. Ставший в тридцать пять лет фактически пенсионером без права на заслуженную пенсию, инвалидом с серьезной душевной травмой, никому не нужным высококлассным специалистом, он нашел в себе силы вернуться и теперь довольно часто помогал в качестве своеобразного консультанта международному комитету экспертов ООН, специалистам и национальным бюро Интерпола на местах, а также выполнял иногда довольно деликатные поручения российских спецслужб, по-прежнему считавших его одним из своих бывших сотрудников, волею судеб внезапно оказавшихся иностранцами. Таких, как он, осталось еще несколько человек, внезапно оказавшихся за государственными границами привычной среды обитания, на положении почти изгоев в собственных странах.

Лишь единицам удавалось приспособиться к новой и весьма болезненной для себя обстановке. Особенно тяжело приходилось пожилым профессионалам, проживающим в независимых Прибалтийских государствах. Из заслуженных, уважаемых ветеранов они внезапно превратились в подозрительных пособников и агентов разведки враждебного соседнего государства. Немногие могли выдержать подобное, предпочитая либо эмигрировать из родного государства, обрывая все связи, либо, если позволяли обстоятельства, оставаться на своих местах, практически отходя от всякой активной жизни и мрачно замыкаясь в себе. Для таких людей распад огромной империи оказался наиболее болезненным и катастрофическим взрывом, опрокинувшим всю их прежнюю жизнь.

В этот день он собирался в Санкт-Петербург, который очень любил, когда тот еще был Ленинградом, но неожиданный телефонный звонок в номер гостиницы, где он разместился, только приехав в Москву, изменил все его планы. Пришлось тащиться почти через весь город, меняя попутные автомобили, чтобы добраться до нужного места.

Здесь его уже ждали. Каждый раз встречаясь с представителями российской разведки, он испытывал непонятное чувство собственной неполноценности. Словно совершал акт предательства по отношению к собственному народу, только теперь обретающему подлинную государственность и суверенитет. Но ведь горький парадокс сложившейся ситуации как раз и состоял из того важного обстоятельства, что такие, как он, профессионалы были просто не нужны собственным государствам, традиционно подозрительно относившимся к бывшим сотрудникам спецслужб. И хотя в бывшем огромном государстве он был всего лишь экспертом ООН специального комитета экспертов по предупреждению преступности, это ничего не меняло. В независимых государствах не было места таким, как он, профессионалам: дипломатам, разведчикам, экспертам — всем, чья деятельность была связана с работой за рубежом и координировалась центральными аппаратами бывшей страны. А вот бывшие государственные чиновники и партийные функционеры национальных республик чувствовали себя вполне уверенно, мгновенно перекрашиваясь в убежденных националистов и вечных борцов за демократию и свободу.

— Добрый вечер, Дронго, — сказал ему незнакомец, и с этого все началось. Он не знал раньше этого моложавого, лет пятидесяти, уверенного в себе красивого человека с безукоризненно уложенными седыми волосами, словно пять минут назад вышедшими из рук парикмахера. Незнакомец был похож на голливудских актеров, а своими безукоризненными манерами и приятным голосом он напоминал хорошо вышколенного дипломата.