Чингиз Абдуллаев - Совесть негодяев

— Может быть, — впервые тяжело задумался Мурад, — что мне делать? Мой родственник сам предложил позвонить другому человеку. Они прижали его, поставили в безвыходную ситуацию.

— Он не сможет бежать?

— Он прикован к постели после тяжелого ранения. А наши похитители знают, где находятся его деньги. Понимаешь, что это конкретно означает?

— Понимаю.

— И поэтому он никуда от них не сбежит и передаст им все, что они у него потребуют.

— Красивая западня, — Ионидис встал и в одних трусах прошел в коридор.

— Как зовут твоего родственника? — наконец спросил он. — У меня тоже есть немалые связи.

— Это скульптор Багиров. Не знаю, почему они к нему прицепились. Он хороший скульптор, настоящий Мастер.

— Рафаэль Багиров, — дрогнувшим голосом уточнил Ионидис. Он впервые подумал о судьбе, которая предоставила ему такой шанс.

— Ты тоже его знаешь? — испугался Гасанов.

— Конечно, знаю, — кивнул Ионидис, обдумывая сложившуюся ситуацию. Названное имя резко меняло все его планы. Еще минуту назад ему хотелось исчезнуть из этого дома навсегда и никогда здесь не появляться. Но теперь он понимал, как важно принять участие в этой странной игре. Выигрыш в ней сулил многие миллионы долларов, и он начал несколько волноваться от неожиданности.

— Что будем делать? — спросил грек. — Я все равно должен жить, пока не получил новый паспорт и хотя бы часть своих денег.

— Правильно, — обрадовался Гасанов, — заодно поможешь мне завтра передать эти бумаги нашим новым знакомым. Пусть они ими подавятся. Не беспокойся, я сделаю тебе паспорт за три дня. С греческой визой. Если хочешь, паспорт сделаем российский.

— А твой паспорт тоже российский?

— На случай внезапной облавы в России, конечно, российский.

— Договорились, только делай быстрее.

— Сейчас позвоню. У меня в Москве есть небольшой ресторан. Я его держу на паях с Жорой Сиплым. Не слышал про такого? Знаменитый картежник в Тифлисе был. Сейчас уже старик, но людей в кулаке держать умеет. Он все сделает, что я скажу. Мы с ним уже много лет друзья. Когда Шеварднадзе в Грузии свои чистки проводил, с левыми цехами боролся, он у меня в Баку прятался. Когда Алиев начал своих «цеховиков» в тюрьмы сажать, я к нему в Тбилиси своих людей переправлял. Эта дружба настоящая, на крови.

Подняв трубку телефона, он набрал номер.

— Жора, здравствуй, это Мурад говорит.

— Вай мэ, сукин ты сын, — обрадовался Жора, — откуда ты пожаловал? Мне говорили, нары по тебе плачут. А я говорил — нет такой решетки, за которой можно было бы запереть такого орла, как наш Мурад.

— Приехал только вчера. Сбежал я из тюрьмы, Жора. Не понравилось мне там.

— Ты разве в Баиловской сидел? Мне говорили, что в КГБ тебе место нашли.

— Оттуда и сбежал.

— Молодец, слушай, — захохотал Жора, — какой ты молодец. Приезжай сейчас в ресторан. Такой стол накрою! Это ведь и твой ресторан тоже.

— Дела идут хорошо?

— Лучше не бывает. Прибыль я твоим в Баку ежемесячно посылал.

— Спасибо, Жора, я знаю.

Это был твердый закон старых «цеховиков». Если товарищ попадал в тюрьму, его семья по-прежнему получала его долю. Как при живом кормильце. И никто не смел отнимать эти деньги у семьи. Только сам владелец доли имел право её продать. Даже из тюрьмы. Деньги в таком случае тоже привозили в семью. Если владельца пая приговорили к смертной казни, наследником доли становилась его семья, которой сразу выплачивали всю сумму. Законы были строгие и всегда соблюдались. По территории бывшего Советского Союза было несколько очень авторитетных людей, которые выполняли роль «судей» при разборках. Они прибывали в город и решали споры между владельцами подпольных «цехов». Их слово было мудрым и решающим. И все ему подчинялись. Недовольных и неподчинившихся ждало страшное наказание. Их не только исключали из своего состава, но и выдавали местным правоохранительным органам. В шестидесятые-семидесятые годы редко когда сводили счеты с помощью наемных киллеров. Достаточно было навести на подпольное производство правоохранительные органы. Производство, разумеется, закрывали, а его организатор получал пятнадцать лет тюрьмы в лучшем случае. В худшем ему грозила высшая мера наказания. Государство успешно справлялось с отступниками, и не было никакой нужды в киллерах. Лишь позднее, в конце восьмидесятых, когда слова «государство» и «правоохранительные органы» начали вызывать смех, разборки среди уважаемых людей начали происходить с помощью ножа или автомата.