Чингиз Абдуллаев - Совесть негодяев

Когда они спускались вниз, Серминов недовольно проговорил:

— Не нравится мне это.

— Что не нравится?

— Все не нравится, — Серминов не стал более ничего говорить, а Чижов, понявший, в чем дело, не стал переспрашивать.

В прокуратуру они вернулись к пяти часам вечера. В кабинете у Пахомова никого, кроме самого хозяина, не было. Павел Алексеевич что-то быстро писал, лишь кивнул вошедшим. Кончив писать, он снял очки и посмотрел на сотрудников своей группы.

— Ну, что нового? Мне Комаров сказал, что вы поехали к этому Пенькову в Люберцы. Нашли что-нибудь?

— Его не было дома, — устало ответил Чижов.

— Нужно было ему позвонить, — сказал недовольно Пахомов.

— Мы звонили. Он купался. Мы просили сказать ему, чтобы он не выходил из дома, но когда приехали, выяснилось, что он уже ушел. Буквально за пять минут до нашего приезда.

— А Тимур не сказал вам, куда они ездили?

— На Фрунзенскую набережную, — пришел на помощь товарищу Серминов, — мы записали адрес дома и блок. Но там двенадцатиэтажные дома. В каждом блоке по двадцать — тридцать квартир. Вы же понимаете, что так искать трудно. Мы хотели точно знать квартиру, в которую поднимался Анисов. А поднимался он вместе с Пеньковым.

— Телефон хотя бы свой оставили? — спросил Пахомов. Он был сегодня явно не в настроении. Убийство Анисова вывело его из себя. Вся затея с письмом в канцелярию премьера теперь выглядела ненужной.

— Оставили, — вздохнул Чижов. В такие минуты лучше с начальством не спорить.

— Завтра утром поедем к Анисову на дачу, обыск проводить, — недовольно сказал Пахомов, — выезжаем в восемь, не проспите.

— А разве у него есть еще одна дача? — спросил Чижов.

— Выяснилось, что у него три дачи. На одной жила его семья. Вторую он подарил Казанцевой. А на третьей устраивал свои бардаки. На его даче сегодня уже были Соболев и Перцов. Ничего существенного не нашли. Кроме документов на эту третью дачу. Завтра поедем мы сами.

Чижов уехал из прокуратуры в восьмом часу вечера. Пеньков так и не позвонил в этот день. На следующее утро Чижов уже в восемь часов утра был в прокуратуре. Как обычно, он не рассчитал и опоздал на пятнадцать минут. Пахомов сидел в своем кабинете. Что-то в его лице не понравилось Чижову.

— Звонила мать Пенькова, — мрачно сообщил Павел Алексеевич вместо приветствия, — он не вернулся домой до сих пор.

Раннее утро начиналось, как обычно, докладами начальников служб. Саркисян любил, чтобы во всем был идеальный порядок, и лично проводил селекторные совещания по утрам. Его «Континенталь-банк» вошел в десятку самых надежных банков России. По оценкам специалистов и экспертов это был один из самых надежных банков, и Артур Ашотович этим обстоятельством очень гордился. Но в этот день ему пришлось прервать совещание, что бывало лишь в исключительных случаях. К нему в банк заявился сам Гурам Хотивари, лидер грузинских группировок в Москве, один из самых страшных и безжалостных людей, которых Саркисян знал в своей жизни. Его предшественник Михо хотя бы обладал чувством юмора, а Хотивари, в отличие от него, вообще не любил шуток и не понимал их. Его приезд очень удивил и напугал Саркисяна. Хотивари, как обычно, явился с целой свитой охраны, правда, оставил своих ребят на улице и в приемной.

К его безусловным достоинствам относилась очень большая информация, которой он всегда владел. Конечно, у него не было того объема информации, который имели Рубинчик или Гольдберг, но зато он умел узнавать о чем говорят его конкретные противники в самый важный для себя момент. Многие утверждали, что для этих целей Хотивари выписал из Америки талантливого инженера, который при помощи новейших достижений технического прогресса умел подключаться к линиям и квартирам соперников грузинского лидера.

Саркисян распорядился подать бутылку коньяка и две чашечки кофе, после чего секретарь получила категорическое указание никого не пускать.

— Что-нибудь случилось? — любезно спросил Саркисян своего неприятного гостя.

— После ранения Багирова может случиться все, что угодно, — заявил Гурам. Саркисян помрачнел.

— Я послал в Лондон свои сожаления, — сразу сказал Артур Ашотович, — мы все очень уважаем Рафаэля Мамедовича, и нам его явно не хватает в Москве.

— Мы говорили по телефону. Он чувствует себя значительно лучше, — Хотивари не притронулся ни к кофе, ни к коньяку, и это очень не понравилось Саркисяну.

— Надеюсь, вы не думаете, что в этом инциденте замешаны мои люди? — сухо спросил он.