Борис Соколов - Абхазская повесть. (Художник С. Бродский)

Перешли к деловому разговору. Спокойно и неторопливо Чочуа рассказал все известное о банде. Он вскользь отметил, что почти беспрерывное передвижение создает ей относительную безопасность. Это выглядело парадоксально, и Обловацкий не вытерпел.

- Мне кажется, - сказал он, - что ее частое передвижение должно помогать нам. Банда становится широко известной населению, а значит, и вам. Эмухвари легче опознать, много народу знает их в лицо.

Чочуа усмехнулся.

- По логике должно выходить так, а на деле… Во-первых, они передвигаются по ночам, тропами, хорошо известными им. Во-вторых, и это главное, они используют обычай старины, неписаный закон гор, обязывающий давать путнику кров. И не только не выдавать гостя, но и, в случае нужды, защищать его. Ну, потом в горах остались еще и почтение к «амыста» - дворянину, и кровное братство, и… кровная месть.

- К тому же б-благородство горца, сочувствие с-сла-бому, - добавил Хангулов.

- Разве горец не понимает, что это враги! - воскликнул Обловацкий.

- Понимает. Вернее, начинает понимать, - так же спокойно продолжал объяснять Чочуа. - Но не забывайте, что обычаи и традиции создавались веками. Да что там веками! Тысячелетиями! А Советская власть пришла в эти горы несколько лет назад.

- Горец уже рас-скусил этих людей, - медленно добавил Хангулов.

Притихший Миша, по-ребячьи приоткрыв рот, внимательно слушал разговор.

- Уж очень долго он в них разбирается, - вырвалось у него. Все взглянули на Мишу, и он покраснел.

- Дай Мише власть, он в неделю всех перевоспитает и лик-квидирует банду, - с легкой усмешкой сказал Хангулов.

- Даур, скажи, чтобы Виктор не острил, - вспыхнув еще больше, обратился Миша к Чочуа.

Тот укоризненно вглянул на Хангулова, но ничего не сказал ему, потом достал из сейфа папку и протянул ее Обловацкому.

- Вот сведения за последнюю неделю.

Пока Обловацкий читал, в коридоре послышалось шарканье. Кто-то дважды постучал в дверь. Чиковани соскочил с дивана и быстро открыл ее. Вошел высокий черноволосый человек. В обеих руках у него были тарелки с бутербродами, под мышкой - бутылка лимонада, подбородком он придерживал несколько коробок с папиросами. Это, как догадался Обловацкий, был Пурцеладзе, явившийся из буфета.

- Разгружай скорей! - невнятно пробурчал он Мише.

Они сложили все принесенное на стол. Тут Пурцеладзе обратил внимание на гостя. - Кто такой? - тихо спросил он у Миши, стрельнув глазами в Обловацкого.

- Из Москвы, - шепнул Миша.

- Володя Пурцеладзе, - поспешил сказать Чочуа. - А это, познакомься, Володя, товарищ Обловацкий, Сергей Яковлевич? - спросил он, проверяя себя, и взглянул на Обловацкого. Тот кивнул головой. - Старший оперативный уполномоченный из Москвы. Приехал к нам в помощь.

Это Пурцеладзе уже и сам понял.

Сергей Яковлевич поднялся и протянул руку.

Володя понравился ему. Плотный, крепкий, на вид лет двадцати пяти, смотрит прямо, на лбу волевая складка, небольшие, тщательно пробритые усики идут к его лицу.

Снова опустившись в кресло, Обловацкий углубился в документы. Все дружно принялись за бутерброды, он же от предложения принять участие в ужине отказался. «Что ж, - думал он о своих новых товарищах, листая папку, - не так уж их мало, молодые, задористые, полны желания работать, знают местные условия. Опыта у них, видимо, мало. Ну, да это придет со временем…»

- Значит, теперь вся группа в сборе? - спросил он, подняв голову.

- Нет, есть еще Сандро, - жуя бутерброд, ответил за всех Даур Чочуа. - Но мы его почти не видим. - И, встретив удивленный взгляд Сергея Яковлевича, он добавил: - Сандро выполняет специальные задания Ивана Александровича, здесь не бывает, да и в городе его не видно.

Уже поздней ночью Обловацкий возвратился в гостиницу. Строгов спал чутко и, когда Сергей Яковлевич стал раздеваться, проснулся. Обловацкий поделился с ним своими впечатлениями. Заснули они уже под утро.

В городе не хватало света. Изношенные двигатели маленькой городской электростанции систематически выбывали из строя, и тогда приходилось выключать целые районы. Электроэнергия давалась бесперебойно только промышленным предприятиям, порту да набережной. Редкие уличные фонари, укрытые в густой листве деревьев, привлекали тучи мошкары и комаров, круживших вокруг них. Трудно было ходить по темным, заросшим травой улочкам с многочисленными неогороженными канавами, на дне которых тихо журчала вода. В темноте слышались негромкие разговоры прохожих, да порой вспыхивали огоньки папирос. Но вечерние прогулки по набережной, мимо освещенных гостиниц «Рица» и «Ткварчели», всегда оживленной парикмахерской, гордости сухумчан - магазина фруктовых вод Лагидзе и многочисленных кофеен с вынесенными на тротуар столиками стали традицией.