Сергей Донской - Умри сегодня и сейчас

Наверное, по этой причине беседа продолжалась недолго. Поскольку парочка шепталась по-эстонски, Бондарь не понял ни слова, но проникся убеждением, что это не любовное свидание. Ни объятий, ни прощальных поцелуев. Выслушав Ингрид, мужчина в чем-то заверил ее и был таков, перемахнув через каменную ограду. Девушка привидением скользнула к двери и скрылась в доме. Надо полагать, ее жених спал крепким, беспробудным сном. Бондарь не удивился бы, узнав, что старику подмешивают снотворное.

Чтобы не напороться на неизвестного сразу за оградой, он оставался в своем укрытии десять минут. Чертовски хотелось курить, однако нет более верного способа обнаружить себя в темноте, чем поддаться желанию сделать несколько затяжек украдкой. Поглядывая на минутную стрелку часов, Бондарь вспоминал особенности раскинувшегося впереди ландшафта. Сотрудники эстонской службы безопасности, а проще говоря, каповцы должны были контролировать все три дороги, ведущие к дому, чтобы не позволить противнику незаметно вывезти Виноградского. Значит, пост наблюдения расположен где-нибудь вблизи перекрестка. Оттуда до ворот дома метров сто, не больше.

Скорее всего, таинственный знакомый Ингрид уже успел присоединиться к своим сообщникам. Сейчас их двое или, максимум, трое – в какой-нибудь машине с потушенными фарами. А где базируются остальные? Слева, вдоль дороги, ведущей к морю, не было никаких признаков человеческого жилья. Городок, раскинувшийся справа, находился чересчур далеко. Перед мысленным взором Бондаря всплыла водонапорная башня, добраться до которой можно было по грунтовой дороге, выехав из ворот и никуда не сворачивая. Если бы ему поручили присматривать за особняком Виноградского, он бы оборудовал штаб и наблюдательный пункт именно там.

Взглянув на часы, он перелез через ограду, мягко спрыгнул вниз, но поначалу двинулся не прямо, а параллельно шоссе на Пярну. Глаза уже привыкли к темноте, так что Бондарь ни разу не споткнулся и не оступился в темноте. Пройдя с полкилометра, он увидел стеклянный павильончик, украшенный неоновыми надписями на эстонском, немецком и английском языках. На площадке перед придорожным трактиром высился двухэтажный автобус. Из его огромных окон исходил мягкий, уютный свет.

Подобравшись поближе, Бондарь без труда рассмотрел за лобовым стеклом два вымпела – один со звездно-полосатым американским флагом, другой – синий, с кругом из пятиконечных звезд Евросоюза. У открытых дверей автобуса стояли три молодых парня в спортивных костюмах. Они курили и болтали о чем-то своем, кажется, по-украински, но холодно им не было. Догадаться, почему, не составляло труда. Из жаркого чрева автобуса сочился аромат кофе и коньяка, разносившийся на всю округу. По этой же причине заглянуть на огонек в стеклянный павильон парней не тянуло. Они жили по принципу «все свое вожу с собой».

Наконец, двери автобуса закрылись, надежно укрыв в тепле пассажиров – и тех, кто прикорнул в своих креслах, и тех, кто сонно пялился на экраны с бесконечным голливудским мордобоем, и тех, кто покурил на холодке и вернулся к спутникам. Сине-черно-белая махина тяжело сдвинулась с места и с неожиданной резвостью пошла в разгон. Отблески оконного света квадратиками побежали по черной земле вдоль автобуса, набирающего скорость.

Других машин поблизости не было. Перебежав шоссе, Бондарь описал широкую дугу и зашагал в обратном направлении. Чтобы не продрогнуть в своем свитере, он прошел половину пути очень быстро, но потом был вынужден замедлить темп, опасаясь напороться на засаду.

Она была устроена там, где он и предполагал: на обочине грунтовой дороги, в сотне метров от перекрестка. Каповцы не поленились укрыть свой автомобиль брезентом, и теперь тот почти сливался с придорожными кустами. Судя по габаритам и очертаниям, это был джип. Уж не тот ли серебристый внедорожник, из которого утром выпрыгнули доберманы?

Сделав еще несколько шагов вперед, Бондарь замер. Он умел стоять неподвижно часами, а также в совершенстве освоил уголовную технику сидения на корточках, при которой не затекают ноги. Кроме того, в его распоряжении имелись тысячи поэтических строк, скрашивавших томительное ожидание. Порывшись в архивах памяти, Бондарь принялся восстанавливать «Письмо из рая», написанное в стиле потустороннего репортажа.

«Валом прет сюда народ, – изгалялся поэт, – любопытно очень ведь, и у райских у ворот сатанеет очередь». Дальше обнаружился черный провал, но кусок из середины, где райские кущи превращались в обыкновенный базар, Бондарь смог бы процитировать дословно, правда, не в присутствии женщин: