Виктор Михайлов: Слоник из яшмы. По замкнутому кругу

— Эка невидаль! Мура! Вот, глядите! — Он разбил стакан, взял осколок стекла, засунул в рот, пожевал и выплюнул, окинув взглядом присутствующих: мол, что, здорово?

Его поступок произвел удручающее впечатление. Оно и понятно: человек в своем уме не станет жевать стекло.

А Семен, расценив по-своему молчание бригады, хвастливо добавил:

— Да я такое могу… Вот, смотрите!

Он схватил доску, на которой гладили брюки, и кулаком забил в нее трехдюймовый гвоздь.

Сосед по комнате, человек в годах, в прошлом матрос торгового флота, Александр Саввич Дзюба подошел к Семену, постучал пальцем по его лбу, без особого усилия вытащил из доски гвоздь, завязал его узлом и сказал:

— Ты, парень, я вижу, чокнутый. Н аузелок на память, чтобы глупостями не занимался.

С тех пор и сложилось отношение к Авдееву: в каждом городе, мол, свой псих! И хотя Семен работал неплохо, бригадир ему по сто тридцать выводил в месяц, его считали с придурью и откровенно над ним посмеивались.

Как-то Авдеев работал в паре с Дзюбой, рыли они траншею под коммуникацию. Во время перекура Семен поделился:

— Получил я письмо из дома…

Раскуривая тяжелую голландскую трубку, Дзюба из вежливости сказал:

— Интересно.

— Парень у нас один… Ушел за границу…

— Как же это он? — попыхивая трубкой, без интереса спросил Дзюба.

— Да так… В Одессе это было. Ночью украл лодку да и сиганул.

— Куда же он? В Турцию?

— Выходит, туда…

— Один? — удивился Дзюба.

— Один.

— Брешешь ты, парень! Триста морских миль. Один на шлюпке? Да он и за пятнадцать ден не доберется! Хотя, — сам же усомнился Дзюба, — если попросился на иностранное судно, может быть. Что ему понадобилось в Турции? Там своих нищих — пруд пруди! Дурак выискался! — в сердцах сказал он, но подумал: «Это когда же Авдеев получил письмо? Врет. Сколько живем в общежитии, не было ему писем».

Дзюба посмотрел на Авдеева. На лице парня блуждала хитрая ухмылка, словно он смеялся над матросом.

Перекур кончился, и Дзюба забыл об этом разговоре, но как-то поздно вечером, ложась спать, Семен спросил шепотом:

— Саввич, ты думаешь, его на иностранное судно взяли?

Дзюба вспомнил разговор в траншее и, повернувшись на другой бок, бросил:

— Ты бы книжку, что ли, в руки взял!

Месяца два спустя для подведения итогов выполнения плана пригласили бригаду землекопов в контору стройуправления.

На совещании говорили много и не меньше курили.

Семен Авдеев ничего не слышал, его взгляд был прикован к большой политической карте мира, висящей на стене. Он перебрался поближе к карте и, что-то приговаривая, водил пальцем по берегам Черного моря.

— Что, парень, изучаешь географию? — положив руку на его плечо, спросил Дзюба.

Семен был так углублен в свое занятие, что даже вздрогнул от неожиданности, повернулся к Дзюбе, но ничего не ответил.

Все это мне лично рассказал Александр Саввич Дзюба».

На этом заканчивался рапорт старшего лейтенанта. Затем следовали рапортички сотрудников наблюдения, по которым было нетрудно представить себе однообразную жизнь Семена Авдеева.

Парень ни с кем не общался, нигде не бывал, один раз смотрел фильм, показанный кинопередвижкой в столовой общежития. Приходила к ним из библиотеки книгоноша, предлагала литературу, но Авдеев лег на койку и отвернулся к стене.

Раздался резкий, требовательный телефонный звонок, я снял трубку и сразу узнал голос Гаева. Слышимость была хорошая.

— Федор Степанович?

— Здравствуй, Николай Алексеевич! Удалось что-нибудь?

— Пока нет. Капитан Стрыгин сделал все возможное. Материалы выслали фельдсвязью. О находке в Зеленой Пади знаете?

— Знаю. Глашу не обнаружили?

— Нет. Якуничев каждый день после работы бывал в библиотеке. Сегодня я просмотрю его читательский формуляр, поговорю с библиотечными работниками. Буду звонить вечером.

В кабинет вошел старший лейтенант Лунев. Очевидно, он слышал последнюю часть разговора с Гаевым, потому что спросил:

— Есть новости?

— Ничего существенного. Здравствуйте, Евгений Корнеевич, каковы ваши успехи?

— Списки авиапассажиров. Что с ними делать дальше?

— Покажите.

Лунев положил передо мной списки по числам с первого по десятое июня. Семьсот восемьдесят фамилий. С глупой надеждой встретить Родионова я мельком просмотрел список. Конечно, удачи бывают легкими, но не в таком серьезном деле.

— Мы назначим специальную бригаду, которая займется проверкой, — сказал я. — Сначала надо исключить всех женщин, затем мужчин, направленных в Москву по делам службы, старожителей Урала. После чего тщательно проверить оставшихся. Не исключено, что искомый пользовался вымышленной фамилией и на следующий день вернулся обратным рейсом, но уже под другим именем. Как с консультантом?