Игорь Арясов - Три часа на выяснение истины

— Ты напрасно волнуешься, — Настенька забралась на тахту и поджала ноги. — Проездом в нашем городе был совсем молоденький глупый лейтенант из областного управления. Он это письмо списал на моих глазах в архив. Я видела!

— И это все?

— Нет, я его очень просила, и он сказал, что самое большое, что может быть тебе, — это штраф рублей пятьдесят за то, что ты не зарегистрировал ружье. И еще он говорил, что таких дурацких писем, как мое, ну, от обиженных или рассерженных жен, тысячи и они не знают, что с ними делать. Если бы, Женечка, было что-то серьезное, он бы не говорил со мной каких-нибудь двадцать минут. А он все время на часы смотрел, он на автобус междугородний опаздывал. Ему это письмо просто закрыть надо было, понимаешь? Он же ничего не понял, он молодой и совсем глупый.

— Ну да, н-не понял или сделал в-вид, что не понял, — пробормотал Евгений Александрович, дергая себя за мочку уха. — Он что-нибудь п-при тебе записывал?

— Нет, клянусь тебе. Он и авторучку один раз всего достал, когда письмо списывал, а сам все время на часы смотрел.

— Д-да, ты у меня мастерица на м-мерзости! И ты, и твой папочка! — Евгений Александрович заметался по комнате из угла в угол, то воздевая руки, то хлопая себя по ляжкам, — Это ж н-надо додуматься — написать в милицию. Да тебя, м-милочка, только за одно то, что ты с-смотришь эти видеокассеты с картинками, могут элементарно п-посадить за решетку на пять лет, ты это хоть п-понимаешь, идиотка?

— А что, разве нельзя, разве это запрещено законом? — Настенька широко распахнула чуть подкрашенные ресницы.

— Да, з-запрещено, потому что это — уголовно наказуемое деяние, милочка, и не знают об этом только т-такие придурки, как ты! Вы с папой делаете вид, что святые, а на самом д-деле вы хуже самых настоящих чертей с хвостами. Мало того, что вы н-не любите работать, что вы плохо р-работаете, вы еще и п-пытаетесь претендовать на что-то. Да в любой капиталистической стране вы д-давным-давно подохли бы с голода или пошли на панель, это ты, а т-твой папа — на паперть с протянутой р-рукой. Подонки! Доносить на меня, который вас, тебя обувает и одевает с головы до н-ног, кормит не чем попало, а только сплошным д-дефицитом, разве это не подлость, не преступление? Подлость самой высшей степени! Ладно, если это только р-ружье, это еще не смертельно. А если тот м-молодой человек только делал вид, что интересовался ружьем? Ты ведь н-ни черта не понимаешь, пробка ты пластмассовая, что они там могут запудрить м-мозги даже такому человеку, как я! Они же н-никогда тебя в лоб не спрашивают, они делают все очень умно, на уровне мировых стандартов и даже выше, так умно, что т-ты и сам не заметишь, как попадешь к ним в ловко р-расставленную сеточку. Они вежливые. Он тебе улыбался?

— Кто? — не поняла Настенька.

— К-крокодил Гена, вот кто! — снова истошно завопил Евгений Александрович. — Лейтенант этот?

— Ну и что? Со мной все мужчины при разговоре улыбаются.

— Хватит, з-замолчи! Я не хочу тебя больше слушать. Теперь ты меня с-слушай. Я на всякий случай, чтобы тебе с твоим п-папочкой веселей б-было, пока оформлю с тобой развод. Подам заявление. Там, кажется, как при регистрации, д-дают испытательный срок, хотя я м-могу это сделать за один день. Если этот срок ты выдержишь, если будешь такой, какой я хочу тебя видеть, я заберу з-заявление. А нет — прощевай покуда! Дальше будешь вести себя т-так: из дома — на работу и обратно. И никуда больше, ни к кому, ни н-ногой. Никому не звони и на телефон не отвечай, м-могут подслушать. Кассеты с картинками с-спрячь. Нет, я лучше сам уберу их п-подальше. Если ружье, и только — это п-пустяки, это ерунда. А если не только? — Евгений Александрович остановился, дернул себя за мочку уха. — Все, я уехал. Куда — ты н-не знаешь, у меня на завтра отгул. Если сильно п-пристанут — скажи, что я на рыбалке, а где точно — н-не знаешь, и сиди дома тихо, к-как мышь.

— А что я буду делать? — простонала Настенька.

— Как что? — снова закипел Евгений Александрович. — Т-телевизор смотри, кино, программу «Время», к-книги читай, наконец, ты вон «Фаворита» мусолишь почти год. Газеты л-листай, политинформации готовь в поликлинике. И уберись, наконец, дома! Это ж к-конюшня, а не квартира, пыль вытри, проверь, кто в пылесосе у т-тебя живет: крысы или т-тараканы! — он хлопнул дверью и выбежал из подъезда.

Да, эта идиотка со своим отцом вот так в один прекрасный, то есть, в один самый гадкий момент могут сломать всю жизнь. Жизнь, которая только сейчас, только теперь начинает подниматься в гору. Надо действовать. И чем быстрей, тем лучше. Первым делом надо предупредить эту магаданскую вдовушку, чтобы затаилась пока со своим хахалем, иначе нас всех накроют. Могут накрыть, могут, я это чую. Хороший нос за неделю кулак чует. А рыжье они тянут с завода, это ясно как день. В конце концов и там могут хватиться, там тоже не дураки. А эти сиволапые продавцы выведут сыщиков прямо на меня. И тогда всем мечтам конец. Всему финита ля комедия, как говорят французы.