Игорь Арясов - Три часа на выяснение истины

— А-а, Виктор, брось. Ну, чего пожарники умеют? Спать по двадцать пять часов в сутки. А он в пожарке водителем. Сутки дежурит, трое дома. Он может разве что пятерку на своем старом «Жигуленке» заработать, пассажиров подвезти пару раз из одного конца города в другой. Нет, давай-ка лучше думать, как на уборку поехать. Вот где можно хорошо заработать.

— На целине? А ты там был? Не был. А у меня ребята знакомые были. Ты знаешь, как там вкалывать надо? Сутками! Просто так хорошие деньги нигде не заработаешь. Но подумать можно. Давай еще по одной. Вон уже музыканты садятся. Сейчас кэ-эк врежут!

Странное дело: голова ясная, а ноги почти не идут. Ничего, еще немного, и я буду дома. Я правильно сделал, что попросил таксиста остановиться раньше. Бинокль уехал. Сколько я дал ему на такси? Кажется, пять рублей. Вдвое больше, чем надо. Ничего, пусть знает, что я не жадный, что я для друга на все готов. А он все-таки не понял, что я раньше не был в ресторанах, конечно, не понял. И официантка не поняла. А хорошо ребята из оркестра «Тонкую рябину» играли. Культура: пятерку отдал, и будут играть все, что пожелаешь. И звучит приятно, когда они в микрофон на весь зал объявляют: «По заявкам друзей для Александра исполняется популярная песня «Ах, Одесса, жемчужина у моря». Интересно, пожарник уже ушел или нет? И за что его теща любит? Ну, здоровенный, ну, сильный, но ведь не красавец же и не очень-то умный. Да и женат, кажется. Дети у него взрослые. Впрочем, это не мое дело. Мое дело — моя семья, моя Вера и мой Максим. У-у, Максимка, маленький мой! Что должен сделать мужчина? Как там? Ага, вспомнил. Построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Значит, одну треть я уже выполнил: сын у меня есть. И я его ращу, выращиваю. Нет, выращивают всякие овощи, а детей воспитывают. И я тоже воспитываю. Я же не какой-нибудь там бузотер или пьяница. Ну, сегодня — это случайность. Можно было и не ходить в ресторан, а просто дать Витьке пятьдесят рублей, пусть делает с ними что хочет. А так я истратил почти сотню, ну, официантке переплатил пятерку и на такси. Ну и что? Трудом моим, что ли, эти деньги заработаны? Так, шальные. Как пришли, так и уйдут. Это Витька сказал. Нет, шалишь, Глазов. Я не допущу, чтобы они просто так ушли. Я их на какое-нибудь дело истрачу. Ладно, потом видно будет. Зачем мы в конце вечера шампанское заказывали? Это все Глазов. Каких-то девчонок и ребят за стол пригласил, на кой черт? Нам уже уходить надо было. Ничего, пусть знают, что Павлов — человек с размахом. Опять в коридоре лампочка не горит. Наверно, ребята специально вывернули, чтобы целоваться в темноте. Ну, правильно, вон стоят, шушукаются.

— Это ты, Надька, с Димкой тут затаились? Смотри, матери скажу, она тебе задаст трепку.

— Ладно, ладно, Павлов, — раздался ломкий басок, — выпил, так иди домой и не приставай. Мы тебе разве мешаем?

Александр удовлетворенно хмыкнул, крепко вцепился в поручень, одолел лестничный марш в четыре ступени, позвонил в квартиру. Дверь открылась сразу, как будто его ожидали. В тесном коридоре стояли одетые теща и ее пожарник.

— Добрый вечер, Елена Петровна. Службе тоже привет! — Александр пожал широкую ладонь мужчины и спросил почти шепотом: — А Вера где?

— Спит давно вместе с Максимкой. Ты что это, Саша, так поздно? Ай-яй-яй, зятек, нехорошо! Да еще с запахом!

— Елена Петровна, я был на дне рождения у Витьки Глазова. Вы же его знаете немного. Я и Веру звал, а она отказалась. Да и были там одни ребята. Но я ничего, Елена Петровна, я сам пришел. Голова чистая, только вот ноги подвели. Вы же знаете, что я вообще не пью.

— Знаю, поэтому и не ругаюсь, а только предупреждаю. Раздевайся, чаю крепкого выпей да спать ложись. Завтра рано вставать?

— Ой, чуть не забыл! Конечно, рано. Марью Алексеевну на областное совещание везти надо, на целый день.

— Так это хорошо. Я тебе денег дам, ты в магазине «Сапфир» кулончик мне купишь с цепочкой. Василий подарил. Ну, Вася, пойдем, я тебя провожу немного.

— Будьте здоровы, Василий Митрофанович, живите богато, — Павлов сел на скамеечку для обуви, чтобы развязать шнурки. В коридорчик вышла Вера в ночной рубашке, зябко передернула плечами:

— Ну, Саша, ты молодец! Обещал в десять вернуться, а уже двенадцать. Ничего себе, да ты никак пьяный? — Она удивленно расширила сонные глаза. — Вот смеху-то, муженек! И что мне теперь с тобой прикажешь делать?

Павлов наконец развязал шнурки, скинул туфли, с трудом поднялся на ватных ногах. Вера стояла перед ним, высокая, тонкая, уперев кулачки в бедра, в глазах — и смех, и жалость, и страх.