Чингиз Абдуллаев - Смерть под аплодисменты

– Это ваши домыслы, – криво усмехнулся Сказкин.

– Нет, – парировал Дронго, – мой друг Эдгар Вейдеманис был в вашем доме и разговаривал с вашими соседями. Он может подтвердить мою версию. Вы всегда ходили в одежде, доставшейся вам от старших братьев, тогда как маленький Натан выделялся своей одеждой и своим велосипедом, которого не было ни у кого из ваших соседей.

Затем вы поступили в театральный. Ваши успехи были бесспорны, а у Зайделя они были не столь впечатляющи. Но Зайдель имел возможность много заниматься, ходить в библиотеки, театры. А вы в это время разгружали уголь на товарной станции по ночам, чтобы заработать себе на жизнь. В этом никто не виноват – но, как говорил Сомерсет Моэм, страдания не делают человека лучше и чище, а лишь озлобляют его, делая мелочным и злобным.

На последнем курсе вы оба влюбились в одну студентку. Она сидит сейчас здесь. Это Ольга Штрайниш, которая предпочла выбрать Натана Леонидовича. Конечно, вам было обидно, что она сделала подобный выбор. Когда вы говорили о возможной связи Шункова с Рогаткиной, вы невольно выдали себя, сказав, что он изменяет Шаховой с какой-то молодой дурочкой и вы хотели бы увидеть ее лицо при этом известии.

– Ну и что? Это доказательство моей вины? – саркастически спросил Сказкин.

– Мне никогда не нравился Игнат, – подала свой голос Ольга Сигизмундовна. – Кажется, я всегда подсознательно чувствовала, что он человек неискренний. Я это всегда замечала, но Зайдель упрямо твердил, что они дружат уже много лет.

Дронго снова взглянул на Сказкина и продолжил:

– По жизни вы прошли почти вместе. И вы всегда его ненавидели и завидовали ему. Он играл все лучшие роли, нравился женщинам, получал звания, зарабатывал деньги. А вы оставались никому не известным актером. Единственное, что вам удалось в жизни, это добиться успеха на преподавательском поприще, став сначала доцентом, а затем профессором. Когда я размышлял, кто именно может быть убийцей, то неожиданно понял, что здесь требовался удивительно точный сценарий, который мог разработать либо сам Эйхвальд, либо профессор Сказкин. Других вариантов просто не было. Марк Давидович не присутствовал на сцене в последнем акте, а интеллект остальных не позволял им продумать такое убийство.

Мы с моим другом Вейдеманисом побеседовали со всеми, кто находится в этой комнате. И ни один из них не согласился с тем, что среди актеров на сцене мог находиться убийца. Они просто не могли и не хотели в это верить. Единственным человеком, который не опроверг эту мысль и готов был с ней согласиться, оказались именно вы, господин Сказкин. Это уже чистый Фрейд. Вы подсознательно сами выдали себя. Ведь с точки зрения собственной морали вы были убеждены, что и среди остальных найдутся столь же порочные люди.

Вы давно готовили это преступление. Заменили рапиру на другую, более острую. Точно выяснили, что шкаф ненадежно закреплен. Когда рапиры вынесли на сцену, вы нарочно положили заточенную рапиру второй, чтобы ее взял Гамлет, которого играл Морозов. На вас никто не обращал внимания – ведь Горацио был секундантом Гамлета. Но дотошный Фишкин подошел к столу, на котором лежали рапиры, и поменял их местами. Поэтому ваш план был слегка нарушен: острая рапира оказалась в руках Гамлета, затем Лаэрта и снова Гамлета. Наконец, он вонзил ее в сердце Зайделя.

Интересно, что стоявший рядом Фишкин и находившийся недалеко Полуяров вообще ничего не поняли, как не понял, что именно происходит, и Марат Морозов, пронзивший короля. И только Горацио, который следил за рапирой и состоянием Зайделя, сразу бросился к нему, от волнения забыв даже произнести свою фразу. Эйхвальд понял, что спектакль может сорваться, и пошел за кулисы. Спектакль был доигран, занавес под аплодисменты закрылся, и все бросились к Зайделю, которого уже нельзя было спасти.

Интересно, что каким бы изощренным ни был план самого Сказкина, он не нашел в себе сил позвонить вдове покойного. Ему, очевидно, показалось, что его может выдать голос или настроение. И тогда Полуяров позвонил Марку Давидовичу, и уже тот передал скорбное известние вдове своего друга. Но почему Сказкин, так долго молчавший, неожиданно решил действовать? Ведь он всю жизнь завидовал своему другу молча, стараясь не выдавать своих истинных чувств.

Все очень просто. Он второй раз в жизни влюбился, на этот раз в Светлану Рогаткину. Когда она рассказывала мне о «старичках», то поведала о том, как один из них собирался на ней жениться, но, узнав, что она была в молодежном клубе, отказался даже с ней встречаться. Мне было нетрудно узнать, что это был Игнат Сказкин.