Петр Прудковский - Оборотень

Кузьмин не слушал вербовщиков, отмахивался от них, как от надоедливых мух; не слушала их и Верочка; оба они предпочитали с утра до вечера гнуть спины — один в штреках шахты, другая — в лагерной прачечной, и ждали того дня, когда снова увидят березы в родных смоленских лесах… Как ни старались американцы изолировать лагерь от всего внешнего мира, вести о том, что в Западной Германии работает советская комиссия по репатриации, доходили и до окрестностей Брюккенау.

Сегодня, как и всегда, торопясь на свидание с землячкой, Кузьмин собирался сообщить ей, что в Брюккенау видели группу советских офицеров (об этом говорил ему чех, шофер грузовика, отвозившего рабочих на рудник). Кто знает, может быть, не сегодня-завтра они посетят лагерь, и тогда!… Но увидев расстроенное лицо Верочки, ее покрасневшие от слез глаза, он сразу почуял неладное.

— Ну… что ты? — спросил он, и голос его осекся от волнения.

— Нас увозят из лагеря, — отвечала девушка.

— Не может быть! Откуда ты знаешь?

— Нам приказали собираться. Завтра утром подадут машины… А разве…

Она схватила его за руку, и Кузьмин почувствовал, как дрожат ее худые, огрубелые и красные от щелочи пальцы.

— Разве вас не предупредили? Значит… значит…

Кузьмин отрицательно покачал головой.

— Значит, тебя оставляют… а я… звери, звери! Будет ли конец этому издевательству? Почему они не пускают нас домой? Миша! Скажи, почему? На что мы нужны им?…

— Верочка, успокойся… Ничего они не сделают с нами! Ты знаешь, наши уже в Брюккенау. Может быть, тебя еще не успеют увезти… А если и увезут, я скажу… я потребую… я понимаю, тут какая-то грязная политика… кому-то надо показать, что советские люди не хотят возвращаться на родину. Ты же читала, что они пишут в своих паршивых газетенках… Но ничего у них не выйдет! Вот увидишь. Наши помогут, вызволят всех!

Резкий металлический удар прервал его слова. Верочка, плача, прижалась к Кузьмину.

— Проклятье… опять уходить… Миша! Они же могут увезти бог знает куда… когда же мы встретимся? Как найдем друг друга? Что делать? Научи!

— Где бы ты ни была, требуй возвращения на родину. Это твое право! А там уж ничто не помешает встретиться… Ты ведь знаешь адрес…

— Да, да! Парамоновы… в Орежске, Беловодская, 48…

— Тот из нас, кто первым вырвется отсюда, сообщит о себе. Орежск не был в оккупации, я знаю… Кто-нибудь из Парамоновых, наверно, продолжает жить там. Это — хорошая семья, я рассказывал тебе… Они помогут тебе устроиться. Ну, не надо плакать… Веруся! Слышишь? Мы встретимся, встретимся!

Удары гонга повторились.

— Надо идти… Пойдем, Веруся, и будем крепиться оба!

Он бережно взял девушку под руку и довел до входа в барак № 6, где уже стоял, расставив ноги, американский сержант и, точно проводник у дверей вагона, отмечал в книжке каждого возвращающегося с работы.

— Помни же: Беловодская, 48! — крикнул Кузьмин на прощанье.

— Помню! — И обернувшись в дверях, Верочка в последний раз махнула ему рукой.

…Когда Кузьмин подходил к своему бараку, он увидел у входа двух солдат и рядом с ними человека в штатском — переводчика, служившего в комендатуре.

— Господин Кузьмин, вас вызывает комендант, — сказал он с вкрадчивой улыбочкой и, понизив голос, прибавил: — Могу вас порадовать. К нам приехал русский майор. Он хочет говорить с вами…

С бьющимся от радости сердцем перешагнул Кузьмин порог комендантского кабинета и сразу же увидел майора: он сидел за маленьким столом, очевидно, нарочно поставленным посреди кабинета, и рассматривал лежащие перед ним бумаги. Услышав шум отворяющейся двери, он поднял голову и встретил Кузьмина пристальным, изучающим взглядом серых, очень светлых глаз.

— Ваша фамилия, имя… от-тчество? (на последнем слове майор слегка запнулся). Спокойнее, товарищ, прошу вас! — предостерегающе поднял он руку, видя, что вошедший так и рванулся к столу. — Мы здесь не одни.

Тут только Кузьмин увидел коменданта лагеря. Полковник сидел поодаль, развалясь в низком кожаном кресле, и с видом полного безразличия разглядывал струйку дыма, подымавшуюся от его сигары. Переводчик, войдя вслед за Кузьминым, встал и замер рядом с комендантским креслом.

— Итак, вас зовут? — повторил свой вопрос майор и, как показалось Кузьмину, ободряюще улыбнулся.

— Кузьмин, Михаил Евграфович… товарищ майор!

— Очень хорошо. Подтвердите, прошу вас, что это заявление о желании возвратиться в Россию подписано вами.