Виктор Андреев - Незваный гость. Поединок

— Ах, какая ты!.. — удивилась Люба и отступила.

У нее будто прибавилось сил. Теперь уже без отдыха она достигла вершины. Приблизившись к пирамиде, Люба взглянула на нее с восхищением. И оставалась недвижимой. Только когда закружилась голова, Люба отвела взгляд и увидела, как высоко она поднялась над степью. Где-то внизу, так далеко от нее, лежало, как тарелка, озеро, рядом с ним чернел поселок. А за поселком что-то желтело, и Люба не сразу догадалась, что там начинались пески.

На вершине подувал ветерок. Любе казалось, что все ее тело пронизывают свежие струи его, просвечивает солнце, наполняют степные запахи. Она — как стебелек молодой полыни...

Отдохнув и придя в себя, Люба осмотрела пирамиду. Старалась запомнить все ее узлы, связи.

Геодезисты часто оставляют записки под пирамидой — у центра. Люба нашла выступающую из земли трубу с крестиком, стала разрывать возле нее песок. Скоро она почувствовала под пальцами овальную поверхность жестяной банки. Отрыла ее, отвернула крышку. В банке лежала свернутая в трубку бумажка. Люба вытряхнула ее, развернула. На листке было написано два слова: «Жаксы-Тау». Записка разочаровала ее. Она ждала других слов, которые могли бы сказать ей о людях, построивших эту красивую пирамиду. И притом сказать так, чтобы Люба представила себе этих людей, как живых.

Люба еще раз взглянула на записку, скатала ее и положила себе за лифчик, чтобы принести в поселок. Если кто не поверит, что она поднялась на самую вершину, то эта записка будет надежным доказательством. А зарывать ее на старое место... Зачем? Кому нужно название, известное всем и без этой записки!

Пора было возвращаться обратно. Люба осмотрелась. С вершины горы ей открывался пологий склон, который не просматривался со стороны озера. По нему можно было спуститься легко и просто, но Люба взглянула на него с презрением и бросилась вниз по своим следам...

В поселок Люба вернулась во второй половине дня. Войдя в столовую, она знаком руки попросила у буфетчицы пить, и только с третьего стакана кумыса почувствовала, что к ней возвратился голос. Тогда она заказала себе обед. Здесь и нашел ее завхоз Пономаренко. Увидев ее, он просиял и схватил за руку, как провинившуюся девчонку.

— Ты что же это, Люба-Малина?.. С утра разыскиваем тебя. В милицию уже заявили... Пошли!

Так, не отпуская руки девушки, Пономаренко привел ее к Кузину.

— Вот, нашел!.. На Жаксы-Тау ходила. Пирамиду смотреть.

Кузин выскочил из-за стола, заклевал носом перед Малининой.

— На Жаксы-Тау?.. Да вы знаете, что до нее пятнадцать километров?

Кузин, округляя, прибавил, но сказал это так, будто Малинина еще не побывала на Жаксы-Тау, а только собиралась в путь.

— Что же теперь нам делать?

— Строить, товарищ Кузин. — Она намеревалась ответить как можно решительнее и тверже, но голос вновь сорвался: — Назначьте меня к Луговому...

Оглядев ее, опаленную солнцем, с ободранными в кровь ногами, Кузин пожал плечами.

— Я имею в виду другое, — проговорил он значительно. — Вас придется наказать за... нарушение дисциплины. А пока идите, приведите себя в порядок.

Комната покачнулась перед глазами Любы. Вот и рассыпались все ее мечты. А она еще записку спрятала, собиралась кому-то доказывать... Кузин поверил и без доказательств, грозил наказать. Это слово пугало. Ее, Любу Малинину, еще никогда и никто не наказывал.

Около часа она пролежала в палатке, как мертвая.. Потом встала, преодолев острую боль во всем теле. Вымылась, экономя каждую кружку воды. Надела свежее платье, еле натянула на распухшие, исцарапанные ноги туфли и пошла к Кузину с твердым намерением не сдаваться...

Кузин долго уговаривал Любу остаться на базе вычислителем, обещал хороший заработок.

— Я введу вас в курс многих камеральных работ. Это же пригодится в жизни!

А Люба стояла на своем: только в степь, только строить!

Вечером она вернулась в палатку начальником строительного отряда. Теперь она именовалась техником-практикантом. Через плечо у нее висела набитая инструкциями и чертежами пирамид сумка, большая и жесткая, как сиденье в троллейбусе. Кузин все-таки объявил ей выговор, устно. И с глазу на глаз. Она никогда не думала, что это будет так неприятно. А как чувствуют себя люди, которые получают выговоры с объявлением в приказе? Люба содрогнулась. Письменные выговоры, она слышала, снимаются, а устные? Люба решила спросить об этом у Лугового, когда он вернется в поселок.

Солнце заходило за Жаксы-Тау, и пирамида освещалась из-за горы будто прожектором. Но она была не алая, как на рассвете, а темная, словно нарисованная на небе углем. И Люба уже смотрела на нее другими глазами, глазами вдруг повзрослевшего человека.