Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов]

Гвоздев слушал спор молча, переводя взгляд с прапорщика на штабс-капитана и обратно. Выражение лица у председателя было заинтересованное, но ничуть не испуганное. Будто дискуссия шла не о его жизни и смерти.

— Коли так, увозить его надо. И поскорей. — Бочка оглянулась на незавешенные окна. — Прознают солдаты — отобьют. Я во дворе велосипед видала. Покачу в Ломницы, в штаб. Пусть дадут грузовик с конвоем. А потом надо в батальон поспешать. Времени мало… Как вы тут вдвоем с Шацкой — продержитесь?

— Продержимся. Я сейчас лампу загашу, чтоб никто не совался.

— А если этот накинется?

— Вот тогда я его пристрелю. С полным правом и огромным удовольствием.

Алексей положил перед собой на стол пистолет. «Наган» вернул начальнице — видно было, что она успокоилась.

Губы изменника тронула веселая улыбка.

— С чувством сказал, штабс-капитан. Верю. Повода меня кокнуть я тебе не дам, не надейся.

Бочарова заскрипела ступеньками крыльца. Звянькнула велосипедная цепь. В окно было видно, как по темной улице, вихляя, покатил странный силуэт: снизу тоненький, сверху тыквообразный.

— Сесть на табурет, лицом к стене, — приказал Алексей обозному. — Шацкая, вы за него отвечаете. Карабин держать наготове.

— Слушаюсь, господин штабс-капитан.

Теперь можно целиком сосредоточиться на Гвозде. Несколько секунд Романов рассматривал задержанного, прикидывая, как вести допрос. Председатель тоже разглядывал офицера — с насмешливым любопытством, будто какое-то невиданное насекомое.

Похоже, что товарищ председатель — крепкий орешек.

Огонек Алексей прикрутил до минимума, лампу переставил на подоконник. Если кто и заглянет через стекло, ничего не увидит, зато сам будет отлично просматриваться.

— Закурить можно? Папиросы здесь.

Гвоздев медленно показал на карман кителя.

— Нельзя. Одно движение — и… Палец у меня так и чешется — учтите. И помолчите пока что.

У Ефремова штабс-капитан спросил:

— Что вы передавали германцам?

— Не знаю я, Лёха знал. Я только шинелку держал.

Солдат хотел повернуться, но Шацкая, молодец, чуть тронула его штыком — сразу вжался в стену.

— Ты меня спроси, — предложил Гвоздь. — Лёха-покойник ни черта не знал. Жал на кнопочки по бумажке: то два раза коротко, то разок подлиннее… Я все-таки закурю.

И спокойно вынул из кармана портсигар. Понимал, что штабс-капитан в него после этих слов нипочем не выстрелит.

— Что было в сообщении?

— Сейчас вспомню. — Председатель щелкнул красивой заграничной зажигалкой. С удовольствием затянулся. — Кажется, так: «Завтра около шести утра атака через поле силами одного батальона. По флангам отвлекающий огонь». Ефремов, вы передать-то поспели?

— Нет, товарищ Гвоздь. Только начали, а тут эти…

— Эх, жалко.

Большевик досадливо махнул рукой — с папиросы посыпались искры.

— Жалко?! — Алексей задохнулся. — Зря я Бочарову не послушал. Но это еще и сейчас не поздно! Бросить папиросу! Считаю до трех: раз, два…

Гвоздев понял: это не простая угроза. И папиросу кинул на пол. Стер с лица усмешку. Заговорил серьезно:

— Убить меня хочешь? Погоди, капитан, успеешь. Да, жалко. Очень жалко. Вот их жалко, — кивнул он на Шацкую. — Девчонок этих несчастных. Ты думаешь, я немцев пытался об атаке предупредить, чтоб они дурочек бочаровских пулеметами посекли? Нет, брат. Это ты и твои начальники хотят женскую кровь пролить. А я их спасти хотел. Узнали б мои камарады про завтрашнюю атаку, доложили бы своему командованию. Тогда немцы с поля не оттянули бы силы, а наоборот, подослали бы подкрепления. В бинокли это было бы видно. И отменил бы генерал атаку, куда ему деваться? Девочки бы живы остались. Ты погляди, как она на тебя смотрит. — Гвоздев снова показал на полуобернувшуюся Шацкую. — Глазищи-то сверкают, а? Царевна-лебедь! Неужто такую под пули поведешь?

В самую уязвимую точку бил, сатана. Алексей опустил руку с пистолетом, оглянулся на Сашу — и не мог оторвать взгляда. В самом деле, казалось, будто ее глаза светятся в полутьме.

Хлопнула калитка, во дворе стало шумно. Дверь чуть не сорвалась с петель — в горницу ввалились гурьбой солдаты. Вооруженные, много. Вел их тот самый чернявый, что взял у Гвоздя листок и удалился.

Романов крикнул им, что Гвоздев арестован за измену, но никто не слушал. У штабс-капитана вырвали оружие, ударили прикладом по голове, скрутили. Отобрали карабин и у Шацкой, саму ее оттолкнули в угол.