Чингиз Абдуллаев - Балканский синдром

– Господин Дронго… вы разрешите так к вам обращаться? – поинтересовался прокурор. По-русски он говорил достаточно хорошо, но с заметным акцентом.

– Меня обычно так и называют, – сказал Дронго.

– В таком случае позвольте вам объяснить, что именно я хотел бы вам сказать. Речь идет об убийстве нашего известного политика господина Предрага Баштича, который был убит два месяца назад во время конфиденциальной встречи, на которую прибыли представители оппозиционных партий нескольких соседних республик. После убийства были допрошены все свидетели, но мы так и не смогли разобраться, что именно там произошло. В результате арестованным оказался охранник господина Баштича, которого считают главным подозреваемым в совершении этого преступления. В настоящее время Янко Николич находится в белградской тюрьме. Его напарник, Радко Недич, тоже был арестован, однако в настоящее время его выпустили на свободу и забрали у него паспорт, поместив под домашний арест.

– Я читал об этом в материалах, которые мне удалось найти в Интернете, – сообщил Дронго, – но я не сумел понять детали происшедшего. Насколько я понял, именно охранник Николич является единственным подозреваемым, и у вас нет никаких других возможных подозреваемых лиц.

– Верно, – согласился прокурор, – именно поэтому мы подключили к расследованию наших лучших следователей. Поэтому приняли решение пригласить такого известного эксперта, как вы, чтобы попытаться выяснить, каким образом могло произойти это загадочное убийство.

– Давайте более подробно. Почему загадочное, если у вас только единственный подозреваемый? Я пока ничего не могу понять.

– Убийство произошло на частной вилле, которую снимало правительство, недалеко от Белграда, на Дунае, между Старо-Быстрицей и Бичелишем. Трехэтажный особняк охраняется, как правительственная резиденция, там находятся сотрудники нашего специального подразделения – четырнадцать человек, повсюду камеры наблюдения. Посторонний попасть туда практически не может. Мы провели самое тщательное расследование, никаких шансов у чужого проникнуть на территорию просто не было. К тому же в этот вечер дежурил усиленный наряд, и рядом со входом находились еще две машины полиции.

В трехэтажном особняке апартаменты господина Баштича были на третьем этаже, – продолжал Вукославлевич, – он занимал угловые помещения, две большие комнаты. С левой стороны – сплошная стена, которая обрывается к Дунаю. Вокруг дома постоянно ходили дежурные сотрудники охраны, и повсюду были установлены камеры слежения. Комнаты Баштича примыкали к апартаментам, которые занимал его заместитель по партии Драган Петкович. В этот вечер он как раз был в особняке вместе со своей супругой, собиравшейся улетать в Вену. В коридоре дежурил охранник Николич.

– Кто оставался на третьем этаже?

– Там еще комнаты для премьера, но они расположены чуть дальше. Но в тот вечер премьера в здании не было, и туда никто не входил. Мы это тоже проверяли.

– Петкович был не один?

– Нет, с супругой. Дело в том, что в этом здании должна была состояться встреча представителей левоцентристских партий, представляющих Сербию, Хорватию, Македонию, Словению, Черногорию и Боснию. Впервые после распада Югославии была сделана подобная попытка попытаться договориться о возможных совместных действиях. В отличие от Советского Союза, где двенадцать республик до сих пор входят в Содружество Независимых Государств, нам не удалось создать ничего подобного. Хорватия и Словения уже вошли в Европейское сообщество, они всегда считали себя частью западного мира. Босния все время балансирует на грани войны. С Македонией проблемы у Греции – вы знаете, что они категорически выступают против самого названия их государства, считая, что Македония – часть самой Греции, а у нас даже Черногория умудрилась отделиться от Сербии и не захотела быть с ней в едином союзе.

– Одиннадцать, – неожиданно произнес Дронго.

– Что одиннадцать? – не понял Вукославлевич.

– В СНГ осталось только одиннадцать государств, – напомнил Дронго. – Грузия уже вышла из состава Содружества.

– Одиннадцать, – согласился Вукославлевич, – все, кроме Прибалтики и Грузии. Но у нас подобное разделение было слишком болезненным, поэтому любые переговоры о возможном, даже экономическом сотрудничестве в течение стольких лет были практически невозможны. И только теперь, спустя двадцать лет после фактического начала распада Югославии, мы сделали попытку о чем-то договориться. Хотя бы на уровне левых партий. Но в результате эта встреча закончилась трагедией.