Нисон Ходза: Злая звезда

— Я ни о чём не хочу догадываться. Я хочу услышать всё от вас. Продолжайте…

— Через три месяца я получил открытку от «Клавы» и встретился в Пушкине с Иваном Кузьмичом. Он заставил меня рассказать всё, что я узнал за это время о нашем НИИ: над чем там работают, кто директор, как фамилии начальников отделов и всё такое. И приказал мне подать заявление в партию. А на очередной встрече дал мне адрес, чтобы явиться туда вечером. Я пришёл, он вытащил из шкафа маленький магнитофон и включил его. Я услышал голос Ивана Кузьмича и ещё чей-то голос. Голос рассказывал то же самое, что я рассказывал раньше Ивану Кузьмичу. Я прямо так удивился, что ничего понять не мог. Он спрашивает: «Узнаёшь?» Я, конечно, не узнаю. Он стал смеяться: «Да это же ты говоришь». Потом-то я узнал, что человек своего голоса правильно не слышит. Оказалось, что Иван Кузьмич мои рассказы о НИИ записывал, чтобы я у него совсем в руках оказался. Потому что в тех рассказах было всё такое, чего я не имел права говорить, за что меня полагалось судить…

— Так. А что потом?

— Потом Иван Кузьмич стал учить меня работать на коротковолновом передатчике.

— Где он вас обучал?

— У себя на даче…

— Где эта дача?

— На Лахте. Шифровальному делу тоже там обучил, в то же лето…

— Вы получали какие-нибудь деньги от этого Ивана Кузьмича?

— Да… Немного.

— Сколько?

— Оклад инженера.

— Рассказывайте дальше.

— А дальше он посоветовал мне перейти на номерной завод. Мне это удалось… Я сказал, что хочу на производство, ближе к рабочему классу. В парткоме даже одобрили моё стремление. О заводе мне тоже пришлось давать сведения… — Он тяжело вздохнул, точно ожидая сочувствия.

— Продолжайте.

— Когда мне удалось получить перевод на Семёрку, Иван Кузьмич снабдил меня шифром, дал позывные и приказал в определённые часы и дни каждого месяца выходить на связь с зарубежным разведывательным центром. Я должен был сообщать о ходе строительства объекта, о его назначении. Иван Кузьмич сказал, что в одном из банков Западной Германии на моё имя открыт счёт и за каждый выход в эфир мой текущий счёт будет увеличиваться на пятьсот долларов.

— Как же вы, живя в Советском Союзе, собирались реализовать эти доллары?

— Что?

— Я спрашиваю: как вы собирались реализовать эти доллары?

— Реализовать эти доллары? — Туманов тянул с ответом. Он не предвидел такого вопроса. — Я, гражданин следователь, вовсе не задумывался над этим. Я же работал не из-за денег, у меня другого выхода не было… Из-за страха… Теперь-то я понял…

— Не задумывались, значит? А разве Иван Кузьмич не обещал перебросить вас за границу после диверсии? Разве не говорил, что за границей вы сразу станете богатым человеком?

Задавая этот вопрос, Миров шёл на известный риск: материалов о том, что Туманов должен совершить диверсию и скрыться за границу, у него не было. Но он знал шаблонный набор приёмов, с помощью которых зарубежная разведка держала на «крючке» своих агентов. Доллары на текущем счету были неотразимой приманкой. Пусть только шпион соберёт необходимые сведения, а тогда на другой же день он окажется в роскошном отеле ближайшей капиталистической страны.

Услыхав вопрос Мирова, Туманов похолодел. Значит, следователю известен его разговор с Иваном Кузьмичом? Что отвечать? На какое-то время Туманов потерял самообладание.

— Я за границу не собирался… — бормотал он. — Дядя мой в Финляндии недавно умер, зачем мне за границу…

— Не придуривайтесь! — прикрикнул Миров. — К этому разговору мы ещё вернёмся. А теперь вот что…

Он вынул из ящика стола пачку фотографий.

— Посмотрите, нет ли здесь ваших друзей?

Туманов перебирал фотографии, вглядываясь в незнакомые лица. Он чувствовал на себе неотрывный взгляд Мирова, чувствовал, что следователь следит за ним, надеясь понять по выражению лица, если он, Туманов, наткнётся на знакомую физиономию.

Туманову не надо было притворяться. Он откладывал одну за другой фотографии, твёрдо повторяя:

— Не знаю… Не знаю… Не знаю…

Вздохнув с облегчением, он взял последнюю фотографию, взглянул на неё, и очередной ответ «не знаю» застрял у него в горле.

Туманов задержал эту карточку на какую-то долю секунды дольше, чем предыдущие. Надо было мгновенно решать: признавать или нет. Лицо его оставалось спокойным, но пальцы, зажавшие снимок, чуть дрогнули. «Не признавать!» — решил он и протянул руку, чтобы положить на стол фотографию с теми же словами — «не знаю».