Григорий Василенко - Найти и обезвредить

Под стать Тищенко, Пушкареву, Речкалову, Мисану был и подсудимый И. Котомцев. Осужденный в прошлом за хулиганство на два года лишения свободы, бывший военнослужащий Советской Армии, он добровольно в сентябре 1942 года сдался в плен, совершив тем самым измену Родине. Находясь в лагере для советских военнопленных, Котомцев поступил в немецкую полицию при этом лагере, а в ноябре того же года добровольно перешел в зондеркоманду СС-10А, в составе которой активно помогал гестаповцам уничтожать советских людей. Котомцев был в трех карательных экспедициях по борьбе с партизанами. В январе 1943 года он в составе карательного отряда из зондеркоманды СС-10А участвовал в вылавливании, арестах и расстрелах партизан в Крымском районе Кубани.

При активном участии Котомцева за связь с партизанами в станице Крымской было повешено шестнадцать советских патриотов. Как выяснилось на суде, эту карательную экспедицию возглавлял шеф гестапо Кристман.

Затем допрашивался уже пожилой седовласый человек по фамилии Ластовина. В прошлом кулак, он в свое время поселился в Краснодаре, устроился в Березанскую лечебную колонию. А с приходом немецких войск стал их ревностным прислужником.

В декабре 1942 года Ластовина участвовал вместе с гестаповцами в расстреле шестидесяти больных граждан. Он служил у гитлеровцев палачом в буквальном смысле этого слова: выводил своих земляков-кубанцев по четыре-пять человек, ставил их в ряд лицом ко рву и расстреливал. Судом установлено, что при его участии было расстреляно около ста краснодарцев.

Перед судом предстал и Ю. Напцок, тайный агент гестапо. Он добровольно поступил на службу в зондеркоманду СС-10А, где нес охрану находившихся в застенках гестапо советских граждан. Много раз выезжал с карательными экспедициями, участвовал в выявлении и истреблении партизан и других советских граждан. В январе 1943 года при активном участии Напцока в станице Гостагаевской и на хуторе Курундупе были повешены несколько советских патриотов.

Немалая «заслуга» в этих злодеяниях принадлежала и подсудимым И. Кладову, Г. Тучкову, В. Павлову и И. Парамонову, служившим в той же карательной команде.

Вслед за подсудимыми трибунал допросил двадцать два свидетеля, непосредственных очевидцев кровавых зверств немецких оккупантов.

Первой допрашивалась свидетельница Климова. Она рассказала суду о том, что ей довелось видеть и пережить в период ареста и пребывания в подвалах гестапо.

— Женщин, — говорила Климова, — сидевших в нашей камере, приводили после допроса в таком состоянии, что их невозможно было узнать. Врезался в память страшный рассказ одной девушки, возвратившейся с допроса. Немецкие офицеры приказали раздеть ее и обнаженную привязать к столу. Завели патефон и, пока он играл, девушку били плетьми. Потом начался допрос. Поскольку она ни в чем не признавалась, палачи снова заводили патефон и снова жестоко избивали ее. Так продолжалось несколько часов.

Свидетельницы Корольчук и Талащенко жили недалеко от места свалки убитых. Душегубка ходила ко рву мимо окон их дома. Однажды машина застряла в грязи. Тогда фашисты и их прихвостни, сопровождавшие машину верхом на лошадях, стали из машины выгружать трупы на подводы и отвозить в ров.

Свидетель протоиерей Георгиевской церкви Краснодара Ильяшев показал:

— На второй день после бегства немцев из Краснодара меня пригласили совершить погребальный обряд в семью фотографа Луганского. Только что привезли труп их единственного сына, убитого фашистами. Я не мог совершить обряда, слезы безудержно катились из глаз, думалось о русских людях, безвинно погибших на своей родной земле от рук немецких извергов. Погибла от их проклятых рук и моя соседка Раиса Ивановна. Немцы удушили ее каким-то отравляющим веществом. Все, что творили здесь фашисты, окончательно убедило меня в том, кто они такие. Я свидетельствую перед всем миром, перед всем русским народом, что это дикие звери, и нет у меня слов, которые бы выразили всю ненависть и проклятие этим извергам.

С огромным волнением слушали присутствовавшие на процессе показания свидетеля Козельского — врача Краснодарской городской больницы.

Он рассказал, что в первые дни оккупации в их больницу явился немецкий врач, а попросту говоря, гестаповский палач Герц. Он спросил, сколько больных и кто они. 22 августа в коридорах больницы раздался топот кованых сапог. По приказу Герца в кабинете главного врача собрались все служащие больницы. Герц снял с пояса револьвер, положил на стол и на ломаном русском языке спросил: «Коммунисты, комсомольцы, евреи есть?» Услышав, что среди врачей коммунистов и евреев нет, Герц продолжал: «Я немецкий офицер, мне приказано изъять отсюда больных. Немецкое командование приказало, чтобы больных во время войны не было. Все. Я приступаю к делу».