Бернхард Шлинк: Гордиев узел

Теоретически Ханна была «женщиной на всю жизнь». Она была совершенно другой, непохожей на него — не интеллектуалка, склонная к дискурсивному мышлению, а импульсивная и прямая, потрясающая любовница и в то же время инициативная и самостоятельная партнерша по планированию совместных проектов. «Она поможет мне совершить то, что я всегда хотел, но не решался совершить», — подумал он.

Оставшись один с двумя кошками, проектом книги, которую должен был написать он, а иллюстрировать она и который так и остался проектом, в слишком большом доме со слишком высокой платой за коммунальные услуги, Георг быстро забыл про все свои теории. Ханна бросила его в феврале, и соседки говорили, что не припомнят такого холодного февраля. Тогда одной из главных забот Георга было — где взять денег на жидкое топливо? Иногда ему хотелось обсудить с Ханной причины, но которым их союз потерпел крушение, но на его письма она не отвечала, а телефон ему отключили.

Он продержался остаток зимы и весь следующий год. Возможно, он и смог бы худо-бедно жить на гонорары за переводы для Морена, но каждый раз гадать, когда поступит следующий заказ и поступит ли он вообще, — это не жизнь. Он без устали рассылал письма по городам и весям, предлагал свои услуги в качестве литературного переводчика, технического переводчика, какого угодно переводчика, пытался соблазнить французских адвокатов своей немецкой юридической квалификацией, а немецкие газеты — заметками и репортажами из Прованса. То, что при этом у него оставалась масса свободного времени, было слабым утешением. Правда, голова его была переполнена репортажами, рассказами и детективами, которые ему хотелось написать. По все это заглушал страх в виде неотступного вопроса: когда позвонит Морен? Или (если телефон в очередной раз был отключен): когда лучше позвонить ему? «Он сказал, послезавтра. Но вдруг он получит заказы завтра и не сможет до меня дозвониться?.. Станет ли он держать их для меня до послезавтра или отдаст кому-нибудь другому? Может, все-таки позвонить завтра?»

Как все несчастливые люди, он стал неудобоварим для окружающих. Словно мир был перед ним в долгу и он решил дать ему это почувствовать. Его вражда к миру то разгоралась, то утихала. Иногда он сменял гнев на милость. Например, написав и отправив три письма потенциальным работодателям, три особенно красноречивых и убедительных письма; или сидя вечером у Жерара в его «Старых временах» и ощущая в кармане приятную тяжесть монет, полученных за сданную работу; или пообщавшись с кем-нибудь из друзей, которые, как и он, отчаянно боролись за существование и не теряли надежду; или работая в своем огороде; или сидя перед горящим камином в доме, благоухающем лавандой, пучок которой он повесил в отдушине; или принимая гостей из Германии — настоящих гостей, а не тех, которые рассматривали его дом всего лишь как бесплатный мотель на пути в Испанию; или найдя удачный сюжет для рассказа. Нет, он далеко не всегда был несчастлив и неудобоварим.

Осенью окотилась соседская кошка, и Георг взял себе маленького черного котика с белыми лапками. Допи. Двух других звали Белоснежка и Снизи. [2] Допи (Dopey — в русском переводе Простачок) и Снизи (Sneezy — Чихун) — имена гномов из знаменитого мультфильма Уолта Диснея «Белоснежка и семь гномов» (1937). Белоснежка тоже был кот, совершенно белый.

Когда Георг приехал из Марселя домой и вылез из машины, его встретили все три кошки и принялись тереться о ноги. Мышей в полях было предостаточно. И они их ловили. Но приносили ему. И требовали взамен корма из банок.

— Привет, хвостатые. Вот и я. С работой опять облом. Сегодня ничего не было, и завтра ничего не будет. Вам на это, конечно, наплевать. Вас это не волнует. Белоснежка, ты же такой большой и взрослый, ты-то должен понимать, что если нет работы, значит нет и еды. Допи, тебе, конечно, простительно не понимать этого, ты еще маленький, глупый и ничего не знаешь.

Георг взял котенка на руки и пошел к почтовому ящику:

— Смотри-ка, Допи, какое шикарное письмо нам с тобой прислали! Толстое-претолстое! И это толстое-претолстое письмо нам прислал толстый-претолстый издатель. И в этом толстом-претолстом письме обязательно должно быть какое-нибудь хорошее известие.

Он открыл входную дверь, которая была одновременно и дверью в кухню, достал из холодильника полбанки кошачьего корма и полбутылки белого вина, выложил корм кошкам, себе налил вина, включил музыку, открыл дверь из каминной комнаты на террасу и направился с бокалом и письмом к креслу-качалке. При этом он продолжал монолог, обращенный к кошкам и к себе самому. Привычка говорить с самим собой и с кошками появилась у него недавно, в этом году.