— Вот как! — сказал Сагдеев. — Но этим нас не удивишь. Придется рассказать обо всем подробнее.
— И расскажу. Только дайте собраться с мыслями.
Заставников подписал протокол своих первых показаний, и его увели.
Тлеумагамбетов ушел, а Салах Сагдеевич с Иваном Петровичем еще долго обменивались мнениями по делу Заставникова. Костин рассказал, что с подобным случаем он уже имел дело вскоре после увольнения из Красной Армии в июне 1922 года, буквально в первые дни работы в органах ОГПУ.
— Смотри-ка, какое совпадение, — воскликнул Салах Сагдеевич. — Ведь я тоже в 1923 году был направлен на работу в органы, а затем на учебу в Московскую школу. Как же это случилось, что мы не знали там друг друга?
— Тут нет ничего удивительного, — заметил Иван Петрович. — Ведь мы учились на разных курсах, к тому же я приехал в школу несколькими месяцами позже вас.
— Школа дала нам очень много, не правда ли, Иван Петрович?
— Да, конечно. В то бурное время не было недели, чтобы курсанты не побывали на какой-нибудь операции. Только борьба с эсерами чего стоит. А сколько еще другой контры было. Нередко при осуществлении операций по их аресту такая перестрелка происходила, что и теперь еще в ушах звенит. А вы, случаем, не участвовали в операции по задержанию одного из эсеровских главарей — Савинкова?
— Как же! Участвовал, — ответил Сагдеев.
Рано утром следующего дня Иван Петрович уже спешил к первому поезду горветки. Четвертый трамвай доставил его к Алма-Атинскому детприемнику.
Сему увидел в младшей группе. Он сидел за низеньким детским столиком, вымытый, подстриженный под машинку, одетый во все новое, и деловито рассматривал игрушку — деревянный пулемет «максим».
— Здравствуй, Сема! — сказал Иван Петрович, подавая мальчику руку.
Тот оробел от неожиданности. Потом встал и подал свою ладошку Ивану Петровичу.
— Спасибо, дядя. Когда меня домой отправят? Там, может, отец меня ищет?
— Скоро, — ответил Иван Петрович. — А где твой дом, ты вспомнил?
— Петька Кухарь сказал, что взял меня в Лозовой.
— Вот как! А где этот Петя сейчас?
— Петька там, с большими ребятами.
Вернувшись в отдел, Иван Петрович написал и направил письмо органам милиции станции Лозовая, в котором просил навести справку о том, не разыскивает ли кто ребят по имени Сема и Петя. Такие письма он писал часто — иногда находились родные или близкие, приезжали в Алма-Ату и забирали своих детей.
Вскоре уехал с отцом Сема, а затем и Петя. За ним приезжала сестра.
… Летели один за другим послевоенные годы. Ушел с боевого поста в отставку Салах Сагдеевич Сагдеев. Десятью годами позже на заслуженный отдых проводили чекисты и Ивана Петровича Костина.
Но вот недавно автору этих строк довелось побывать в Алма-Атинском областном комитете народного контроля. Там, на Доске почета среди лучших контролеров я увидел фотопортрет внештатного инспектора народного контроля Ивана Петровича Костина. И невольно подумал: «Сколько же ему лет?»
«Коммунисту Костину Ивану Петровичу уже восьмой десяток, — подсказал работник комитета. — А он не сдает своей вахты».
Н. Егоров
КОГДА БАМБУК ЦВЕТЕТ [15] Некоторые фамилии в очерке изменены.
Самые нетерпеливые пассажиры начали соскакивать на перрон, не дожидаясь остановки поезда. И только худощавый мужчина не спешил покинуть вагон. Он стоял у окна и с любопытством разглядывал снующих по перрону людей, изредка задерживая взгляд на радостных, незнакомых ему лицах.
Пассажира, как видно, никто не встречал. Но вот и он закинул на плечо свой тощий мешок и направился к распахнутой настежь двери вагона.
В густой толпе прибывших и встречающих он ничем не выделялся. На нем были потрепанный, в нескольких местах заштопанный с мужской старательностью ватник, черные, с пузырями на коленях штаны, грубые, чуть порыжевшие ботинки, замызганная шапчонка. Все это было обыденным в начале второго послевоенного года, когда страна залечивала рамы страшной четырехлетней войны. Народ еще не имел возможности одеваться по вкусу.
Незнакомец, подхваченный толпой, выкатился на привокзальную площадь. Здесь он остановился в раздумье, огляделся, не зная, куда пойти. Но вот до него долетел гортанный крик: «Иголка, нитка, нада-а-а!»
Докурив самокрутку, приезжий направился через площадь в тот ее конец, где под деревьями несколько человек предлагали свой нехитрый товар: картофельные лепешки, сушеные яблоки, семечки. Там стоял и торговец нитками-иголками. Приезжий не сразу подошел к лотошнику. Вначале он поторговался с крикливой бабкой за полстакана семечек, потом повертел в руках и даже посмотрел на свет полинялую солдатскую гимнастерку, что предлагал подвыпивший веселый инвалид с костылями. Убедившись окончательно, что никто за ним не следит, незнакомец подошел к лотошнику, поздоровался с ним по-китайски.
Читать дальше
