Алексей Нагорный - Я — из контрразведки

— Книга… если ты понимаешь, о чем речь, не обнаружена. Сделать ничего не смогли. Тебе просили передать: ма–кси–мум… — он с трудом выговорил это слово, — осторожности…

— Спасибо, — сказал Марин, — а теперь выгляни в окно.

Зотов выглянул и побелел. Засуетился и схватился за кобуру.

— Идите за мной! — Акодис сунул Зотову в руку плотную пачку открыток. — Это порнография. Приходили ко мне исключительно за этим. Документы у вас в порядке, так что выкрутитесь. — Он повел Зотова в торговый зал, — Я сейчас вернусь, — повернулся он к Марину на ходу. Акодис преобразился. Обычно нервный и суетливый, многословный и крикливый, он теперь олицетворял собой спокойствие, деловитость и выдержку.

В зале он еще успел спросить у Зотова:

— Что за книга? О чем речь?

Вопрос был запрещенный, вопреки правилам, но Зотов с чистым сердцем ответил, что не знает. Он и в самом деле не знал. Если бы Акодис задал этот вопрос Марину, если бы успел… Но — он не успел, а вернее, забыл. Было уже не до вопросов…

Он вернулся в подсобку и начал отодвигать от стены огромный буфет. Марин помог ему. Буфет с трудом сдвинулся с места, за ним в стене была неглубокая ниша, нечто вроде вертикального склепа.

— Вы! — коротко бросил Акодис.

— Но… — начал было Марин. Однако Акодис подтолкнул его к нише и добавил коротко:

— Вы же понимаете…

Марин встал в нише, спиной ощутив сырой холодный камень. В то же мгновение Акодис, смешно покряхтывая, начал передвигать буфет на место. Вот только маленькая щелочка осталась, вот и она исчезла. Марин услышал, как Акодис чем–то колотит по ножке буфета.

— Гвоздь, — объяснил Акодис. — И захотят — не сдвинут.

Постепенно глаза Марина привыкли к темноте. Он обнаружил, что в задней стенке буфета сияет довольно широкая, с палец щель, сквозь которую виден на полке графин с водкой, рюмки, а за ними пупырчатое стекло в створках.

Оставив Марина в нише, Акодис вновь вернулся в торговый зал. Несколько покупателей, среди них незнакомый офицер и Зотов, стояли у стены с поднятыми руками под конвоем солдат из контрразведки. Вдоль задержанных неторопливо прохаживался Скуратов. Лохвицкая сидела в кресле и разглядывала какую–то литографию. Акодис посмотрел сквозь грязноватое стекло витрины: улица была перекрыта солдатами.

Скуратов начал проверять документы у задержанных. Они у всех оказались в порядке, а главное, все покупатели, в том числе и две женщины, назвали общих знакомых, сослались на уважаемых людей и были отпущены с обязательством сутки оставаться дома и явиться в контрразведку по первому требованию. Только двоих оставил Скуратов: мужчину лет пятидесяти по фамилии Угрюм–Наливайко и Зотова.

— Пройдемте куда–нибудь туда, — махнул Скуратов рукой, — здесь витрина — неудобно. Подсобное помещение есть?

— Прошу, — Акодис открыл дверь.

— Но я акушер, я из Харькова, — заволновался Угрюм–Наливайко. — Я совершенно случайно застрял в Крыму. Разве может честный человек располагать собой, когда кругом режут друг друга.

— Во–первых, Харьков у красных, — сказал Скуратов, — во–вторых, что значит «режут»? Мы боремся с большевиками, не так ли?

— Пусть так, — нервно взмахнул руками Наливайко. — Меня знает весь Харьков. Я у половины города детей принимал.

— Зачем вы пришли сюда?

— Я? — смутился Наливайко. — Да так… знаете. По чести сказать, остановился у витрины. Любопытно стало, решил зайти.

— У витрины? Ай–яй–яй! Врете, голубчик! Акушер не остановится возле такой витрины. Он этим товаром объелся в натуре, зачем ему картинки? Вы что, гимназист?

Фельдфебель подтолкнул Наливайко в спину. Зотова не трогали. Его задержание было для нижних чинов загадкой. В подсобке Скуратов сказал, обращаясь к Зотову:

— А вы зачем пожаловали, поручик?

Зотов молча протянул открытки. Скуратов просмотрел несколько штук, заинтересовался, сел к столу и тщательно изучил все остальные, потом укоризненно посмотрел на Зотова.

— И это когда родина в опасности. Вам не мерзко?

Зотов молчал, тогда Скуратов проворковал:

— Вас опознала вот эта дама.

Лохвицкая стояла у окна, на контражуре, и поэтому Зотов ее не сразу узнал. Там, в торговом зале, он вообще не обратил на нее внимания, приняв за покупательницу.

— Эта? — Зотов подошел вплотную к Лохвицкой и вдруг рванулся в окно, ногами вперед. Посыпалось стекло. Два солдата повисли у него на плечах, втащили в комнату и свалили на пол.

Акодис покачал головой, с горечью подумал: