Жерар Вилье: Крот из Лэнгли

Измученный директор отдела «Советский блок» подошел к представителю немецкой администрации:

— Вы закончили?

— Я думаю, да, — неохотно ответил тот. — Просто генерал Толкачев должен подписать декларацию.

Он вписал все ответы в заранее составленную анкету и протянул ее русскому.

Тот взял ручку и торопливо расписался внизу. Пораженный, сотрудник Управления охраны конституции заметил:

— Когда вы подниметесь на борт самолета, то уже не сможете обратиться за помощью к немецким властям.

Иронически улыбаясь, Виталий Толкачев бросил ему в лицо:

— Отправляя людей в концлагеря, вы были столь же скрупулезны?

Все члены его семьи были уничтожены нацистами, и он не любил немцев...

Страшно смущенный, немецкий чиновник попятился, что-то бормоча. Американец воспользовался этим, чтобы увлечь русского за собой к дверям.

— Идемте, иначе опоздаем на этот чертов самолет.

Умеющий проигрывать, немец крикнул вслед:

— Удачи, генерал!

Виталий Толкачев направился к дверям, машинально глядя вокруг поверх плеч своих охранников.

Взгляд его упал на голубой чемодан, забытый у дверей, где прежде стояли туристы.

Человек менее осторожный не обратил бы на этот чемодан никакого внимания. Но он боялся всего. Он указал рукой на кем-то забытый багаж. В этот момент чемодан сдвинулся с места и покатился в их сторону.

— Смотрите, чемодан!

Виталий Толкачев инстинктивно закричал по-русски. Его охранники все как один остановились, держа палец на спусковом крючке, ища глазами источник опасности. Никто из них не смотрел вниз, поскольку угроза представлялась им только в образе человека.

Чемодан медленно приближался к их группе. Это был большой чемодан на колесиках марки «самсонит», похожий на многие другие этой же модели... Возможно, его приводили в движение какой-нибудь двигатель и система передач, спрятанные внутри.

Генерал Виталий Толкачев резко повернулся, желая вернуться в «олдсмобиль», дверца которого все еще оставалась открытой.

То, что охранники не понимали, что происходит, вызвало некоторую сумятицу.

Один из охранников заметил чемодан через несколько секунд после того, как он начал двигаться. Чемодан уже прошел некоторое расстояние и находился всего в пяти или шести метрах от группы.

Директор отдела «Советский блок» заметил его одновременно с охранником, и ему показалось, что некая гигантская рука сжимает ему грудь.

Он завопил:

— Не стреляйте, не стреляйте!

В порыве отчаяния он бросился к Виталию Толкачеву, пытаясь повалить его на пол.

В это же мгновение охранник выпустил очередь по голубому чемодану из своего «узи», повинуясь скорее чувству страха, нежели желанию покончить со всем этим ужасом.

Директор отдела «Советский блок» отметил треск автоматной очереди, он еще увидел, как один из охранников, прислонившись спиной к стене и направив оружие вверх, обезумев, ищет глазами цель. Затем страшный взрыв оглушил его, и огромный красный шар, казалось, устремился к нему, окутывая адским жаром.

Чемодан взорвался примерно в четырех метрах от Виталия Толкачева. Взрыв вобрал в себя из воздуха весь кислород, который горел теперь белым пламенем, сметая людей, находившихся на тротуаре, как соломинки, окутывая их облаком температурой свыше двух тысяч градусов, сжигая легкие и внутренности...

Генерал Виталий Толкачев открыл рот в последнем крике ужаса, что вызвало мгновенный ожог легких и ускорило его конец на несколько тысячных долей секунды.

Пол Крамер раздраженно нажал на кнопку будильника и недовольно закряхтел. Половина седьмого. За окнами было еще темно, но поток автомобилей со всех автострад Виргинии и Мэриленда уже стекался в столицу. Многие конторы начинали работать в семь часов. Обычно Пол Крамер выходил из своего домика на Л-стрит около половины седьмого, чтобы попасть в свой офис в Лэнгли, в Виргинии, но другую сторону Потомака, ровно в семь часов. Тогда ему удавалось не очень далеко припарковать машину на обширной автостоянке ЦРУ.

Мэри, его жена, тоже встала.

— Ты плохо спал, — заметила он, — без конца вертелся. Что-нибудь случилось?

— Свари кофе, — сказал Крамер, не отвечая на ее вопрос, — я спешу.

Она надела розовый халат и скрылась в кухне. Тем временем Пол направился в ванную.

Пол протер свои большие черные глаза, выпуклые и заспанные, затем до упора открыл кран душа, похлопывая себя по груди. Его мускулистое тело спортсмена обросло жирком, он почти совсем облысел, а от прежнего обаяния остались лишь живые, всегда смеющиеся глаза и чувственные, немного вялые губы.