Жерар Вилье: Смерть в Бейруте

Светлые глаза Жезина смотрели на него чуть ли не растерянно. Но это не могло обмануть Малко. Он видел: перед ним человек сильный, умеющий обойти капканы, которые внешний мир ставит современному человеку. Хотя, бесспорно, одновременное убийство двух братьев было сильным ударом для его нервов.

– Я ненавижу насилие, – сказал Халил Жезин. – Я скорее эпикуреец, а не спартанец и люблю жизнь. На свете так много приятных вещей, например моя секретарша. Она прелестна, не так ли?

– Восхитительна, – согласился Малко. – Если бы ее интеллект был на уровне виртуозности ее рук, ей не было бы равных среди прочих секретарш.

– Постарайтесь забыть об этом инциденте, – сказал Халил Жезин. – И помогите мне.

– Я здесь как раз для этого, – ответил Малко.

– Все началось три месяца назад, после моего возвращения из Китая, – продолжал ливанец. – Я в принципе договорился с китайцами о продаже первой партии «Боингов». Но на третий день после этого мне позвонили. Мужской голос на безукоризненном арабском потребовал, чтобы я отказался от контракта. Затем снова телефонные звонки, сюда и домой, когда я был с Муной.

– Кто такая Муна?

– Моя жена.

Ливанец страдальчески сморщился.

– Да, угрозы повторялись, и я обратился к Джерри Куперу, который успокоил меня, уверяя, что это всего лишь запугивание. Не исключено, со стороны самих китайцев, для того чтобы испытать меня. Затем неделю не было ни одного звонка, и я решил, что Купер прав. Но они убили Авеля и Самира... В один день.

Голос Жезина задрожал.

– На следующий день после их смерти мне опять позвонил какой-то человек. Он сказал: оба моих брата погибли из-за меня и я должен понять, что имею дело с серьезными людьми. Если я буду упрямиться, меня ждет то же самое. Он добавил, что не понимает, зачем мне миллионы долларов, если я смогу их потратить только на золотой гроб...

Халил Жезин умолк. Он тяжело дышал. Он все же был охвачен животным страхом, парализующим тело и мозг. Малко испытывал к нему жалость.

– Что случилось потом?

– Три дня назад я встретился с китайцами у одного надежного друга. Мы договорились, что сделка будет подписана в конце этой недели. На следующий день мне прислали вот это.

Он открыл ящик стола и придвинул к Малко желтый предмет размером с обойму автоматического пистолета. По весу и цвету Малко определил, что этот макет гроба был золотым слитком. Дорогостоящее уведомление...

– После этого был еще телефонный звонок, – тихо добавил Халил. – Мне опять сказали, что если я подпишу контракт, то умру, и что это предупреждение последнее.

Наступило молчание. Малко размышлял.

– Кто был в курсе того, что вы собираетесь подписать контракт?

– Никто.

– Китайцы не могли проявить неосторожность?

– Исключено. Они ни с кем не встречаются в Бейруте. Кроме того, мы условились о сохранении строжайшей тайны.

Но Малко не верил в волшебство.

– Ваша секретарша была в курсе? – спросил он. – Или кто-нибудь еще из вашего окружения?..

Толстяк помрачнел.

– Только. Муна. Но я отвечаю за нее, как за самого себя. Кроме того, она ничего не выиграет от моей смерти. Пока я жив, я выдаю ей по десять тысяч фунтов в месяц. После моей смерти она лишится всего.

Малко ничего не ответил. Что творится в голове женщины, узнать невозможно.

– Я бы очень хотел познакомиться с Муной, – сказал он. – А пока необходимо усилить вашу охрану. Кстати, могу я вас кое о чем попросить?

Ливанец настороженно нахмурил брови.

– Разумеется.

– Скажите вашей жене, что после встречи со мной вы оставили сомнения и договор с китайцами собираетесь подписать...

Халил Жезин побледнел, щеки его задрожали.

– Вы... вы хотите убить меня, – пробормотал он.

Золотистые глаза Малко внимательно посмотрели на Жезина.

– Вы только что сказали, что полностью доверяете своей жене. Следовательно, вы ничем не рискуете.

Ливанец вынул носовой платок и вытер лоб. В дверь постучали, и в комнату вошла Ури с круглым хлебом в руках. Она что-то сказала Халилу по-арабски и, многозначительно взглянув на Малко, вышла.

Малко с удивлением смотрел на хлеб. Для полдника еще рано.

Ливанец разломил хлеб на две части, и из него выпало три рулончика из свернутых банкнот. Да, деньги Халила Жезина не всегда были чистыми...

Ливанец сунул банкноты в ящик стола, смел хлебные крошки и взглянул на Малко.

– Напрасно я впутался в эту историю, – вздохнул он.

– Может быть, кто-нибудь, кроме Муны, все же был посвящен в это дело? Или есть какой-нибудь другой след?