Андрей Калифулов - Тайна мастера

— Как истинный патриот.

Жданович засмеялся:

— Нет, Генрих. В той ситуации, которая может возникнуть в общении с ними, необходимо себя вести несколько иначе. Так, чтобы у них проявился к тебе повышенный интерес.

Время шло, приближалась зима. Все реже приходилось летать. Командованием отряда было наложено ограничение, при пилотировании на «Фоккере Д11» от аэродрома уходить не разрешалось, так как при зависании на фигурах высшего пилотажа мотор глох и запустить его было невозможно.

Наконец наступила ясная, хорошая погода. Начались полеты. Генриха Штайнера в числе семи летчиков определили в учебную группу инструктора Ханса Мозера, который объяснил, что курс летного обучения будет небольшой, всего восемь летных часов. Обучение будет проводиться на «Фоккере Д13». Узнав, что Штайнер знает немецкий язык, Мозер попросил его быть переводчиком. Инструктор рассказал об особенностях данного истребителя, его сильных и слабых сторонах и тактико-технических данных. После этого на учебном «Фоккере Д13» Мозер по одному разу слетал с каждым курсантом группы. На разборе полетов, он дал свою оценку каждому летчику. Особенно он похвалил Штайнера. После ознакомительных полетов на «Фоккере Д13» Генрих стал отрабатывать летные упражнения. Его полеты прошли на высоком уровне, он показал отличное пилотажное мастерство.

Здесь же, в учебной группе инструктора Мозера, Генрих познакомился с летчиком Сергеем Орловым, который по возрасту был старше его, но это не мешало им активно общаться — оба они любили летать, хорошо знали немецкий язык и занимались спортом.

В беседе с Генрихом Орлов сказал:

— Нам нужны современные истребители, такие как «Фоккер Д13», а не те, которые недавно поступили к нам на вооружение.

Генрих, размышляя, ответил:

— Не понимаю, зачем Советское правительство закупило в Голландии для ВВС РККА истребители «Фоккер Д11», которые по своим летным характеристикам гораздо хуже тех, на которых мы сейчас прошли обучение в немецкой школе. «Фоккер Д11» ни куда не годится по своим летным качествам в современном бою.

— Я думаю, идет умышленный подрыв боеспособности ВВС, и здесь не обошлось без прямого вмешательства наших противников. Считаю, что сотрудники ОГПУ обязаны активнее проводить работу в среде управленцев. Именно там надо искать вредителей, а не среди низового командного звена. Вчера опять арестовали летчика, а теперь распространяются надуманные слухи, что он шпион. Не там ищет Жданович, наверху нужно копать.

— Вот ты и сообщил бы ему об этом.

— К сожалению, не настолько близко я с ним знаком, как ты.

Генрих усмехнулся и, внимательно взглянув на собеседника, заявил:

— Насколько мне известно, ты гораздо дольше с ним знаком, чем я. Не надо лукавить. Если у тебя есть прямые улики, то советую не скрывать.

— Пожалуй, ты прав. Своими подозрениями нужно поделиться со Ждановичем.

Курс летного обучения был закончен. У Генриха сложились приятельские отношения с инструктором Хансом Мозером, который пригласил его к себе в частный дом, где он снимал внаем пару комнат.

— Если не секрет, то скажи мне, откуда ты родом? — спросил Мозер.

— Родился я в немецкой колонии Новосаратовка. Родители рано умерли, и воспитывал меня дед Карл, который работал директором школы. Все свое время я проводил в школе, а летом на полевом аэродроме. Больше и вспомнить, собственно, нечего.

В это время в дверь постучали, и Мозер крикнул:

— Не заперто, входите.

На пороге Штайнер увидел двух крепких парней. Они были уже слегка навеселе. Мозер пригласил их присесть за стол, и, повинуясь гостеприимству хозяина, они с удовольствием расположились рядом.

— Друзья мои, — сказал, Мозер, — хочу вам представить моего нового друга Генриха Штайнера. А чтобы у вас не было лишних вопросов, скажу главное, он советский летчик из немецких колонистов.

Присутствующие с любопытством смотрели на Генриха. Мозер продолжал:

— Теперь, дорогой Генрих, я представлю моих друзей — военных летчиков, это барон Клаус фон Фрич и Адольф Ничке, «Прошу любить и жаловать» — так, кажется, говорят по-русски.

— Верно, Ханс! Ты правильно усваиваешь русские поговорки. Жизнь в России идет тебе на пользу, — сострил Штайнер.

— Нет, Генрих, ты глубоко ошибаешься. Жизнь в России меня угнетает. Я не могу смотреть на эту разруху и нищету. Большевики довели страну до полного развала.

В это время в разговор вмешался Клаус фон Фрич: