Эрик Эмблер - Эпитафия шпиону. Причина для тревоги

— Не сомневаюсь.

— С другой стороны, — задумчиво продолжал он, — мне чрезвычайно важно знать, кто в действительности сделал эти снимки.

Снова наступило молчание. Я чувствовал, что от меня ждут каких-то слов. А я хотел выслушать его продолжение. И через некоторое время оно воспоследовало.

— Знаете что, Водоши, если нам удастся отыскать настоящего преступника, мы могли бы кое-что для вас сделать.

— Кое-что?

Он громко откашлялся.

— Видите ли, консула, который выступил бы в защиту ваших интересов у вас, понятно, нет. И насколько хорошо будут с вами обращаться, зависит от нас. А это, в свою очередь, связано с вашей готовностью сотрудничать с нами; бояться вам нечего.

Кажется, до меня начали доходить его туманные намеки. Я изо всех сил сжал ладонями колени, чтобы не вцепиться этому типу в горло.

— Я уже сказал вам все, что знаю, месье… — Я запнулся. В горле возник ком, я не мог больше выговорить ни слова. Но толстяк явно решил, что я жду, когда он назовет свое имя.

— Бегин, — сказал он. — Мишель Бегин.

Он замолчал и снова опустил взгляд на живот. В камере было нестерпимо душно, и я заметил, что на груди у него, под полосатой рубашкой, выступает пот.

— Все не все, — сказал он, — а вы в любом случае можете принести нам пользу.

Он поднялся с кровати, пересек камеру и ударил в дверь кулаком. В замке заскрипел ключ, и в проеме мелькнула фигура ажана. Толстяк что-то негромко сказал ему — что именно, я не расслышал, — и дверь снова закрылась. Он остался стоять на месте и закурил очередную сигарету. Минуту спустя дверь открылась, и ажан что-то передал толстяку. Дверь еще раз закрылась, и он повернулся ко мне. В руках у него был фотоаппарат.

— Узнаете?

— Естественно.

— Возьмите и посмотрите как следует. Может, заметите что-нибудь необычное.

Я повиновался. Осмотрел шторку, видоискатель, экспонометр; выдвинул объектив и открыл заднюю стенку; заглянул в каждую щелочку, каждую складку аппарата и лишь после этого положил его назад в футляр.

— Не вижу ничего необычного. Все как всегда.

Он сунул руку в карман, извлек сложенный вдвое листок и протянул его мне.

— Водоши, это мы нашли в вашей записной книжке. Взгляните.

Я взял бумагу и развернул ее. Потом снова перевел взгляд на него.

— Ну и что тут такого? — с недоумением спросил я. — Это всего лишь страховой полис на фотоаппарат. Вы сами указали мне на то, что техника дорогая. Ну я и заплатил несколько лишних франков, чтобы застраховаться на случай потери или, — добавил я многозначительным тоном, — кражи.

Он взял у меня бумагу и терпеливо вздохнул.

— Везет вам, — сказал он, — везет в том смысле, что французское правосудие не только разыскивает преступников, но и присматривает за слабоумными. Этот полис страхует Йожефа Водоши на случай утраты фотоаппарата марки «Цейсс Айкон Контакс», серийный номер F/64523/2. А теперь посмотрите на серийный номер этого аппарата.

Я посмотрел. У меня упало сердце. Серийный номер не совпадал.

— В таком случае, — я так и подпрыгнул на месте, — это не мой аппарат. Только как на пленке оказались мои снимки?

Задним числом я вынужден был признать, что раздражение, которое, судя по выражению лица, испытывал толстяк, было более чем оправдано. Я и впрямь оказался недоумком.

— А так, милый мой дурачок, — пропищал он даже выше обычного, — что подменили не пленку, а фотоаппарат. Это серийная продукция, к тому же широко распространенная. Вы снимали этим аппаратом на пленку, купленную в Тулоне, своих дурацких ящериц. Вы даже заметили, что количество снимков на ней отличается от того, что вы сделали своим аппаратом. Вы вынули пленку и отнесли ее аптекарю. Он заметил эти десять снимков, а даже последний кретин на его месте сразу догадался бы, что это за снимки, и отнес их в полицию. Ну, дурачок, теперь все ясно?

— Выходит, — сказал я, — столь щедро объявляя о своей вере в мою невиновность, вы с самого начала знали, что так оно и есть. В таком случае хотелось бы знать, по какому праву вы меня здесь удерживаете?

Бегин отер носовым платком пот со лба и пристально посмотрел на меня из-под прикрытых век.

— Ваше поведение во время допроса сразу убедило меня в том, что вы невиновны. Для преступника вы слишком глупы. Когда мы обнаружили этот страховой полис, обвинение против вас уже было выдвинуто. Но как я уже сказал, это не мое дело. И я ничем вам помочь не могу. Комиссар злится на вас, потому что это свидетельство подрывает его версию; в интересах правосудия он согласен отказаться от трех обвинений, но одно остается.