Михаил Костин - Корж идет по следу

— Там… этот, который… застрелился… Прямо в рот пустил…

— Товарищ Перлова, со мной! — Корж спустился в подполье, посветил фонарем.

Гуго Мяги лежал на кровати. Голова его была запрокинута, подбородок опален пороховыми газами.

— Проверьте рацию!

— Нечего проверять, товарищ капитан. Разбита.

Смотрите, всю панель выворотил.

— Развертывайте свою.

— Он и текст радиограммы изорвал в клочки.

— У меня есть второй. Держите! Начинайте с позывных. Получите ответ — передавайте. Вам не помешает этот… сосед? Мне нужно наверх.

— Ничего. Идите.

Воронкова принесли со двора, усадили на лавку, привели в чувство. Он с усилием поднял голову, обвел незнакомых людей тяжелым, мутным взглядом. Потянулся было к слипшимся от крови волосам, но руки крепко держали наручники.

— Дайте пить, — попросил он.

Корж поднес ему ковшик. Воронков пристально взглянул на него и отвалился к стене.

— Что, узнал? — усмехнулся Корж.

Воронков молчал.

— Короткая же у тебя память! А я тебя запомнил с первой встречи, с двадцать шестого года, когда помешал твоему отдыху в Батуми. Помнишь, как ты купался ночью в море и «потерял» револьвер…

Воронков не мигая смотрел в лицо Коржа. И в этом взгляде было все: ненависть, страх и угасшие надежды. Он застонал и повалился на лавку…

— Узнал! — заключил Корж.

Приступили к тщательному обыску.

Корж начал допрашивать Афанасия. Тот заикался, путался, плакал и беспрестанно сморкался в подол рубахи. В конце концов Алексей Петрович отступился от него. Пусть немного отойдет, а то все равно никакого толку не добьешься.

Перлова чем-то постучала в пол снизу. Корж спустился к ней.

— Что вы?

— Передала. Жду ответа.

— Молодчина! — радостно воскликнул Корж, в волнении потирая руки.

Разведотдел майора Инге слал ответ. Перлова стала записывать. Корж притих, неотрывно следя за быстро бегающим карандашом.

Ответ был коротким. Корж передал его шифровальщику. Тот перевел шифр:

Сообщение получено. Самолеты ждите завтра в 1:00. Организуйте встречу.

Алексей Петрович крепко стиснул кулак, энергично тряхнул им.

— Встретим!

Лозинский пришел домой обедать. В сумке из-под инструментов принес присланные Воронковым ракетницы и патроны.

— Ну, пан Кобылко, сегодня вам предстоит провести боевую ночь!

— То есть?..

— Вы стреляли когда-нибудь из ракетницы?

— Не приходилось.

— А представляете себе, что это за штука?

— Тот же пистолет, только ствол шире.

— Ладно, я вам покажу ее и научу обращаться… Сегодня из райха прилетят наши орлы. Нужно будет указать им, куда бросать яички.

— Проще говоря, ракетами навести на цель?..

— О, вы, оказывается, не совсем отупели!

— Хм!.. — Кобылко зажег керосинку, поставил на нее чайник.

— А вы не обижайтесь, — примирительно сказал Лозинский. — Еще несколько дней, и я помогу вам вернуться в светское общество. За сегодняшнюю операцию обещаю взять вас с собой в Германию. Вы понимаете: в Германию!.. Берлин!.. Будущая столица мира!.. Обеспеченное, беспечальное житье. Будете каждый день пить шнапс и жрать сосиски. Плохо?..

— Ничего не говорю. Но как вы думаете попасть туда?

— Так же, как сюда, — по воздуху. В назначенное время и место за мной придет самолет. Несколько часов полета, и мы с вами будем гулять по Унтер ден Линден… Я сниму эту проклятую деревяшку и надену механический протез. С ним даже хромоты не заметно.

— Да-а, — задумчиво протянул Кобылко. — Шнапс и сосиски…

— Не нравится шнапс — будет шампанское. И не какое-нибудь, а настоящее, французское, Клико. Франция теперь наша, и мы выжмем ее, как лимон…

Кобылко вернул витавшего в облаках сапожника на грешную землю.

— Ладно, пан Лозинский, оставьте пока шампанское и давайте пить чай. А вместо сосисок вот вам ливерная колбаса. Наедайтесь перед полетом.

— Но-но! Я гляжу, вы начинаете шутить, и у вас это получается, как у стопроцентного дворника.

— Привычка — вторая натура.

— Нужно и натуру переламывать.

— Зачем?

— Вы, что же, таким чурбаном думаете и в Германии жить?

Кобылко снова хмыкнул.

— Сказать вам по совести, пан Лозинский?

— Ну…

— Я предпочел бы дожить свой век здесь.

— Вот как?

— Да. Заплатите мне за труды, и я пожелаю вам счастливого пути.

— И сколько же вы хотите?

— Все, что у вас останется в советских знаках…

— Ого! У вас губа не дура!

— А у вас, значит, порядочно грошей?