Михаил Костин - Корж идет по следу

— Она…

— Все ясно.

Корж закусил губу… Подумал: «Вот кто был у Оливареса на заводе! Он не оправдал его надежд и поплатился жизнью…»

На квартире Прокопенко был произведен тщательный обыск. Он ничего не дал.

Корж побеседовал с соседями, расспросил, как жил инженер. Оказалось, что жил он неприметно и тихо. Не приходил ли кто-нибудь к нему? Нет, он как-то нелюдимо жил в последнее время. Только однажды, возвращаясь из магазина вечером, соседская старушка видела: к Прокопенко звонил какой-то неизвестный. Какой он из себя? А кто его знает! Не интересовалась и примечать не стала. Заметила только, что левая нога у него деревянная.

Вечером Корж сидел в сквере над Волгой. Он выбрал самую отдаленную скамейку в тихом, почти совсем не посещаемом уголке.

За рекой медленно догорала заря. Луга да и сама волжская даль постепенно заволакивались сизой дымкой. На мачтах судов, стоявших под горой, мигали первые слабые огоньки. Где-то справа слышались приглушенные расстоянием говор и смех гуляющих, а здесь тишина не нарушалась ничем.

Сержант Герасимова пришла точно в назначенное время.

Корж приветливо улыбнулся ей.

— Счастлив будет тот, кто добьется вашей любви.

— Почему?

— Не придется мучиться и страдать, ожидая свидания. Вы приходите аккуратно.

Девушка рассмеялась.

— Я вижу, вам приходилось долго ждать.

— В свое время было… Да… Садитесь и помолчим. Вечер-то какой!

— Чудесный! В такие минуты просто не хочется думать ни о войне, ни… — Она не договорила, но Корж понял ее.

Помолчали.

Потом Герасимова начала рассказывать.

— Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами на рынок к Долговой подошел какой-то неизвестный старик. Не тот, о котором вы меня предупреждали, а совершенно другой. Такое потрепанное, измятое лицо. Он был в ватнике, старых пропыленных брюках и опорках на ногах. Он отозвал ее в сторонку и тихо спросил, она ли Долгова. Получив утвердительный ответ, передал ей бутылку, какую-то записку, сказал «от сапожника» и исчез. Что было в письме, я не знаю. Но Долгова тут же спрятала товар, быстро купила кое-что из провизии и отправилась домой. Минут через пятнадцать вышла переодетая, со свертком в руках. Пошла в больницу. Там она также пробыла недолго. Зашла домой, снова переоделась, вернулась на базар и до самых сумерек никуда с него не отлучалась. Вот все.

Корж задумчиво потер лоб.

— Вы хорошо рассмотрели фигуру человека, приходившего к Долговой?

— Хорошо.

— Я имею в виду не лицо, а именно фигуру. Особенно ноги. Вы заметили…

— Да, он был в опорках.

— И левая нога деревянная?..

— Нет. У него обе ноги были настоящие.

— Это точно?

— Совершенно.

— Н-да…

Корж не рассчитывал, конечно, что на рынок к Долговой придет сам Оливарес. Но… чем черт не шутит! Одно было ясно: кто-то из двух, хромой или этот, сегодняшний старик, — Оливарес. И скорей всего первый. К инженеру-то нужно было идти самому, ни на кого не надеясь, чтобы не рисковать. И потом Оливарес должен знать Соньку. Если бы он сам пришел к ней на базар, то не стал бы спрашивать фамилию. Но все это были догадки, их еще следовало проверить.

— Ну, хорошо, Лидия Николаевна. Дело идет к развязке, и сейчас как никогда нужно внимание, осторожность и выдержка. Малейший неверный шаг может погубить все. Не спускайте глаз с Долговой. Я выделю вам напарника для круглосуточного наблюдения.

В эту же ночь Корж выехал на машине в деревню, где жили жена и сын Прокопенко.

Он назвал себя сослуживцем инженера, направлявшимся в командировку и по его просьбе заехавшим по пути проведать их. Его встретили радушно, угостили парным молоком, чаем.

— Что же он — даже записки маленькой не черкнул? — спросила жена.

— Нет. Попросил проведать — и все.

— На него это похоже. В прошлый раз так же прислал какого-то старого друга, даже доверил ему деньги передать и ничего не написал. Он не говорил вам?

— Нет. А кто такой?

— Да я и сама его впервые видела. Хромой, на левой ноге деревяшка. Небольшого роста, усы такие седые, обвислые, как у запорожца. Оригинал большой!.. Передал мне мужнины же деньги и потребовал расписку по всей форме.

— Значит, денег порядочно было?

— Да, все-таки… Пять тысяч.

— А вы не помните его фамилию?

— Фамилию… Как же он назвался, дай бог память… Трофимов?.. Нет, не Трофимов. Коля, — крикнула она сыну, читавшему на крыльце книгу, — ты не помнишь фамилию этого хромого, что приезжал от папы?