Михаил Костин - Корж идет по следу

Лешка посмотрел на часы и зевнул. Делать было нечего, и от этого безделья его тоже клонило в сон. Антон ушел на рассвете и на рассвете завтра должен вернуться. С суточной сводкой, по которой Оливарес хотел состряпать донесение за неделю, придется опять посылать Афанасия… Что-то он долго распродает свои лепешки сегодня… Даже к обеду не пришел…

Лешка снова позевнул и хотел было отправиться вздремнуть, когда в дверь постучали и, не дождавшись ответа, в избу вошли двое. Один был в форме НКВД…

Челюсти Воронкова лязгнули, он с усилием проглотил какой-то тугой комок и, побледнев, уставился на пришедших. Первой мыслью было выхватить пистолет, но он тут же вспомнил, что оставил его под подушкой.

— Здравствуйте, — поздоровались вошедшие. — Нам бы хозяина или хозяйку.

— Вот хозяйка, — хрипло выдавил из себя Воронков, показывая на отошедшую от печи жену Афанасия.

Тот, что в форме, объяснил:

— Мы из пожарной охраны. Пришли проверить печи, дымоходы.

У Воронкова словно камень отвалился от сердца. С усилием встав на одеревеневшие ноги, он неторопливо прошел в переднюю, к своей кровати. Выхватил из-под подушки и сунул в карман пистолет. А из кармана вынул кисет (будто за ним ходил) и так же неторопливо вернулся на кухню.

Пожарный инспектор деловито осматривал печь, указывал на недостатки.

— Под нужно починить, выщербились кирпичи. Перед подтопком железо смените, видите, проржавело все насквозь… Щели глиной промазать… Вы ее, видать, лет двадцать не ремонтировали.

— Некому, — оправдывалась хозяйка. — Сам-то у меня не мастер, а нанимать… — она покачала головой.

— Сделаем, чего там, — проговорил пришедший в себя Воронков.

— Ну вот, — улыбнулся инспектор, — оказывается, и мастер нашелся. Сын, что ли, на побывку приехал?

— Племянник, — поспешил ответить Воронков.

Пожарники слазили на подволоку, осмотрели боров и трубу. Потом написали коротенький акт с указанием сроков ремонта, оставили копию хозяйке и, попрощавшись, ушли.

Лешка метнулся следом в сени и в щель смотрел, куда они направятся.

Проверяющие завернули в соседний дом.

Лешка окончательно успокоился. А потом выругал себя. Чего переполошился, ведь документы в порядке. Нервы!.. Ч-черт, даже про заикание позабыл…

Поздно вечером Коржу докладывал Грачев.

— Вот, Алексей Петрович, составленный мною план двора и дома, где находится рация Оливареса.

— Вы творите об этом так уверенно…

— Я даже, кажется, место знаю, где она.

— Ну-ка, ну-ка…

— Вот это сам дом. Направо от ворот конюшня, коровник, сарай. А у стены сарая насыпана большая груда земли. Она свежая. Во всяком случае не более чем двухнедельной давности.

— Из чего вы это заключили?

— На груде совершенно нет никакого мусора. Даже сухого листа или соломы, которую при давности кучи определенно нанесло бы сюда ветром.

— Доказательство подходящее.

— Земля эта из подполья.

— А почему не предположить, что из погреба?

— Погреб находится за домом. Если бы углубляли или расширяли его, не было бы смысла оттаскивать землю к сараю. Наоборот, она пригодилась бы для засыпки погребной завалины и крыши. Тем более, что и крыша-то почти развалилась.

— Тоже логично.

— И потом еще одна особенность. В избе Егорова очень чисто, кругом на полу тряпичные дорожки. Даже кухню они устилают вдоль и поперек. А крышка люка не покрыта. Значит, ее часто приходится опускать и поднимать, а каждый раз возиться с половиками, наверное, уже надоело. Я уверен, что рация там, под полом.

— Что ж, условно согласимся и с этим предположением. Итак, Воронкова вы видели?

— Да.

— Он был один?

— Да.

— Как держался?

— Сначала перетрусил, а потом ничего.

— Не мог он догадываться о настоящей цели визита?

— Нет. Мы с инспектором после обошли еще с десяток домов, и, если он даже следил за ними, — это успокоило его.

— Ну, что ж, пока все идет хорошо.

Как ни странно, но в стане врага наблюдалось затишье. Непонятное затишье.

Быхин бродил по городу, околачивался на пристанях, но к Соньке больше не заходил. Несколько раз он отправлялся на вокзал, садился в пригородный поезд, обходил вагоны с кружкой в руках. Но отъезжал недалеко от города и к вечеру обязательно возвращался.

Спокойно вела себя и Софья Долгова. Герасимова не спускала с Долговой глаз. Но к ней никто не подходил, ничего не передавал, и она ни к кому не ходила, ничего не передавала. Из дома — на базар, с базара — домой.