Игорь Атаманенко - Шпион судьбу не выбирает

То, что она со мной сделала, ты, Джон, можешь увидеть только в фильмах ужасов мистера Хичкока…

В общем, так. В гостинице я снимал трехкомнатный номер-люкс. Гостиную я превратил в дикторскую, где стояли юпитеры, телекамера, стол, словом, все, как в настоящей телестудии. Вторая комната была моим рабочим кабинетом, ну, а в третьей я отдыхал…»

«С той самой славянкой?»

«Ты догадлив, Джон… Конечно, с нею… Моя ошибка заключалась в том, что я позволил ей сделать дубликат ключа от своего номера… Впрочем, не только в этом!

Конечно, все мы умны задним умом… Сейчас, после того, что случилось, я бы никогда не приучил ее приходить ко мне, когда ей вздумается… Но с другой, бытовой стороны, мне это было удобно. Ну, ты ж знаешь, какая у нас работа. Волка ноги кормят, и я денно и нощно мотался по Москве в поисках тем для репортажей. Спрашивается, когда уж мне было думать о том, чтобы постирать, погладить?! А так, я возвращаюсь — все выстирано, наглажено, ужин на столе… Валентина была отменной хозяйкой, золотые руки, н-да…

Три раза в неделю русская редакция моей компании через спутники связи транслировала мои репортажи из Москвы. На все про все у меня было десять минут, поэтому ровно без двух минут одиннадцать вечера по Москве — в три часа пополудни по Нью-Йорку я должен был сидеть за столом…

Но случилось так, что в один прекрасный день я понял: дело зашло слишком далеко, Валентина уже считает меня своим женихом, и ждет не дождется, когда я приглашу ее выехать в Штаты. С того момента я попытался дать задний ход…

Начал с того, что перестал оставлять ее у себя на ночь. Дальше — больше. Завел интрижку с еще одной русской девчонкой и специально приглашал ее к себе в гости, когда в номере, по моим расчетам, должна была находиться Валентина…

Что тут началось! Скандалы, слезы, мольбы, угрозы. Я ни на что не реагировал и упрямо гнул свою линию. Однажды девицы даже подрались в моем присутствии, и мне пришлось выпроводить восвояси обеих…

Повторяю, дело происходило летом — это имеет принципиальное значение…

Окна в номере в ходе трансляции, как ты понимаешь, должны быть закрыты наглухо, шторы задернуты — требования звукоизоляции. Кондиционеры в русских гостиницах вообще, а в «Украине» — особенно, едва холодят, поэтому жарища в помещении стояла жуткая — не продохнуть. Хорошо было моим ассистентам — они за кадром и всю работу могли выполнять в одних плавках. А каково мне в накрахмаленной рубахе и в галстуке, да под юпитерами?!

Но ничего, нашел способ.

Сверху, значит, рубашечка, галстук — все, как требовал шеф, а под столом ничего, кроме трусов и таза с холодной водой, куда я окунал ноги… Ниже пояса тебя все равно не показывают…

Этим и воспользовалась Валентина, нанеся мне удар, в прямом смысле, ниже пояса…

Зная время моего выхода в эфир для передачи репортажа в США, она загодя проникла в номер и спряталась в платяном шкафу. Дождалась, когда я начал трансляцию, подползла под стол, приспустила мне трусы и…

Нет, ты можешь себе такое представить: верхняя половина моего тела — в кадре, на виду у миллионов телезрителей, а под столом мне взахлеб делают минет?! Да и не как-нибудь, а с охами, стонами, переходящими в звериное рычание!

Со слов ассистента и техника, у них было впечатление, что под столом тигр забавляется с сахарной косточкой.

А я?! Я не мог сосредоточиться, текст плясал у меня перед глазами, я растерялся…

Потом я увидел себя на контрольном мониторе — весь пунцово-красный, пот катит по лицу в три ручья. Я чувствовал, что меня вот-вот хватит апоплексический удар, но сделать что-либо не мог — оплаченное эфирное время пошло. Что такое сорвать его — тебе известно…

Под сладострастные вздохи и завывания Валентины я и прокомментировал выступление бывшего председателя КГБ, а с июня 1983 года Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова на совещании партхозактива…

Постулаты коммунистической схоластики звучали в откровенной эротической аранжировке, и все это происходило на глазах телезрителей шести американских штатов Западной Америки! На штаб-квартиру компании в Сан-Франциско в тот день обрушился шквал телефонных звонков. Звонили сотни телезрителей!

Кто-то возмущался, кто-то недоумевал, кто-то злорадствовал, а кое-кто и веселился… А я… Я оказался идеальной фигурой и для битья, и для бритья. Для одних — мишенью для критики, для других — идейным наставником, советчиком-первопроходцем, овцой, с которой стригли политические дивиденды…