Ричард Штерн - Вздымающийся ад

В эту пятницу на Тауэр-плаза с самого утра уже были сложены штабели полицейских барьеров. Рабочие муниципалитета расставляли их идеально ровными рядами. За барьерами пока никого не было.

Небо было ясным, синим и бескрайним. Легкий ветерок долетал на площадь со стороны бухты, свежий, пахнувший морем. Флаги на площади весело трепетали. Два патрульных, ожидавших прибытия подкреплений, стояли под аркой.

— Слава Богу, что хоть сегодня не будет политики, — сказал постовой Шеннон. — Все эти политические митинги… — он покачал головой. — Некоторые так увлеклись политикой, что просто ужас. Перевод времени, и только.

Он посмотрел вверх, на гордо взметнувшееся ввысь сооружение. — Она едва не достает до неба. Просто подавляет эту людскую суету.

Постовой Барнс ответил:

— Мне нравятся люди, которые ни во что не вмешиваются.

Барнс был негр. Он изучал социологию в университете, ожидал в ближайшее время чина сержанта и мечтал дослужиться как минимум до капитана. Он улыбнулся Шеннону:

— Послушать ирландцев, так все они миролюбивые, терпеливые, спокойные, ласковые, осторожные и терпеть не могут насилия. Но те оба янки, что орудуют в Лондондерри, дружище, совсем не похожи на добрых христиан, а?

— Это только когда их спровоцируют, — ответил Шеннон и при этом постарался примирительно улыбнуться. — Но я не утверждаю, что готовность к провокации не сидит у них внутри как мышь в сыре.

Его улыбка тут же исчезла, потому что к ним подошел какой-то тип.

— Куда, куда?

Позднее выяснилось, что этого человека звали Джон Коннорс. У него была сумка с инструментами. В своих показаниях и Барнс, и Шеннон сошлись на том, что он был в поношенной спецодежде, блестящей алюминиевой каске и что держался заносчиво, как любят вести себя квалифицированные рабочие с людьми, задающими им дурацкие вопросы.

— Как куда? Внутрь! — Коннорс помолчал и снисходительно улыбнулся: — Или вы меня туда не пустите?

В его вопросе звучал неприкрытый вызов.

— Сегодня никто не работает, — сказал Барнс.

— Это я и без вас знаю.

— Так что вам там нужно?

Коннорс вздохнул:

— Я должен сейчас быть дома, в постели. Сегодня у всех выходной, чтобы здесь могли произносить речи, а потом подняться наверх и пить шампанское. Но вместо этого я здесь, потому что меня вызвал шеф, а с ним шутки плохи.

— А что вы собираетесь делать? — Этот вопрос уже задал Барнс.

— Я электрик, — ответил Коннорс. — Вы думаете, что поймете, если я расскажу, что собираюсь делать?

«Скорее всего не пойму», — подумал Барнс. Но дело было не в этом. Проблема состояла в том, что у него были свои инструкции.

«Пойдете туда с Шенноном, — сказал им сержант при разводе на посты, — и смотрите в оба. Там поставят барьеры, никаких неприятностей не предвидится, но… — сержант пожал плечами, как бы говоря: — Сами знаете, как это бывает».

Они знали, как это сейчас бывает: каждое сборище было чревато насилием. Ну ладно, они будут глядеть в оба, но это не означает, что они должны мешать мастерам работать.

— У вас есть удостоверение, приятель? — мирно спросил Барнс.

— А вы что, — возмутился Коннорс — строительный инспектор? Разумеется, у меня есть удостоверение. Я не какая-нибудь шпана.

Он вытащил бумажник и помахал им. Было ли в нем удостоверение, осталось неясным.

— Ну, удовлетворены? — Коннорс спрятал бумажник.

У Шеннона лопнуло терпение:

— Пропусти его!

Но Барнс все еще колебался. Как он потом рассказывал, никаких причин для этого не было, только какое-то странное чувство, а поступки, вызванные такими чувствами, почти всегда бывают неверны.

— Ну так что? — спросил Коннорс. — Черт побери, решайте же, наконец. То, что я торчу здесь, моему шефу…

Шеннон отрезал:

— Проваливайте! — На виске его задергалась жилка. Он повернулся к коллеге:

— У нас нет приказа не пускать людей внутрь, Френк. Пропусти, чтоб его током убило!

Так они это запомнили, и так же выглядели потом их показания.

Дата торжественного открытия была установлена много месяцев назад. Так поступают всегда, иначе просто невозможно, потому что день, когда строительство действительно будет закончено, всегда неопределен, а гости, приглашенные на торжество, должны были прибыть из Вашингтона и столиц других штатов, из мэрии, из ООН, из телевизионных и радиовещательных компаний, из телеграфных агентств, со всего мира, все те, кто хотел приехать и быть на виду, и все те, кто предпочел бы этого избежать, но не мог, ибо положение обязывало.