Михаил Байков - Достигая крещендо

– Хорошо, хорошо, Саш, – тихо ответила Инга. – Спасибо большое, ты всегда готов помочь…

Франя фыркнула на диване.

– Чем же ты будешь заниматься в «системе управления»? – продолжала Инга.

– В Комиссии буду работать, – ответил Евгений, улыбаясь. – Хоть связь в стране нормальную сделаю, чтобы на звонки можно было отвечать спокойно, а не так, что для соцсетей интернет есть, а сотовой связи нет! – эти актуальные слова немного, но вполне справедливо, задели память Инги. Евгений продолжал уже мягче:

– И конечно же, буду стараться сделать так, чтобы никто и никогда не попал в ужасную ситуацию неотвратимой разлуки с близкими и любимыми людьми… Конечно, карантин не самая жестокая несправедливость в моей жизни. Но самая болезненная… Я был дураком, эгоистом. Те наши нечастые разговоры были для меня просто способом позабавиться и поболтать. А надо было держаться тебя и поддерживать интерес, а я разочаровал твоё представление о романтических отношениях… Чёртов карантин! Сколько он уничтожил!

– Саш, ты так и не научился отпускать ситуации… – произнесла она понимающе.

– Ситуации научился, но тебя отпустить не могу… Помню всё. И наш первый взаимный интерес друг к другу, когда в апреле ты попросилась на абитуриент по русскому языку с моим классом, а не со своим, и мы с тобой сидели вместе, заслушивая попытки сочинений моих одноклассников…

Франя, наконец дождавшаяся откровенных речей хозяина, спрыгнула с дивана и, не желая мешать, убежала из библиотеки, повернувшись перед дверью посмотреть на неподвижно сидящих в темноте напротив друг друга людей.

– Вообще, – продолжил Евгений, – Написав книгу и пропустив через себя все события, все эмоции, я понял, что наши с тобой отношения не случайны и не продиктованы сиюминутной прихотью, а вполне закономерны и, наверное… перспективны, – Евгений хотел сказать ещё что–то, но от волнения прервал эту мысль, перейдя сразу к итогу: – Поэтому я тебя люблю по–настоящему. Ты всегда со мной и в сердце, и в подаренном термосе, – последнее Евгений произнёс с улыбкой, но в голосе звучала грусть. Молчание заполнял Дебюсси.

– А зачем ты пошла в «True liberals»? – заполнил неловкую паузу Евгений, акцентируя внимание на любимом вопросе рационалиста «зачем».

– Просто… – тихим голосом ответила Инга, почувствовавшая теплоту слов Евгения и как всегда понявшая его настроение. – Мне это нравилось…

Евгений посмотрел на Ингу светлым и радостным взглядом с тенью лёгкой тоски, переместился к неё на диван вплотную, их лбы соприкоснулись, и взгляд Евгения устремился в её выразительные серо–голубые глаза, в которых читалась чистая и понимающая всё душа.

– Спасибо, что дошла до этого простого ответа на «зачем?». В этом твоя новая жизни, и новая страница для нас, а я… я теперь всегда буду рядом…

В спальню Евгения пробивались жаркие лучи летнего солнечного света. С большим неудовольствием епископ открыл глаза, понимая, что он находится в любимой комнате своего особняка. Он знал, что всех его гостей уже доставили в город. Посмотрев на часы, не вставая с кровати, он убедился в этом. Епископ скинул с себя одеяло и быстро вскочил с приятно помятой постели, упав на колени перед большим окном с видом на побережье.

– …Спасибо, Господи, – прошептал он, жмурясь от солнечного света.

Евгений торопливо прошёл в ванную комнату и простоял под душем пятьдесят минут. Освежившись под струями горного водопровода, он завершил процедуры причёсыванием своих волос. Семь минут прошло, и он копался в шкафу. Сегодня Евгений решил надеть обыкновенный льняной подрясник, белые мокасины и белую шляпу. В таком виде епископ вышел из своих комнат, прихватив маленький чемоданчик. По коридору разносились звуки уборки и французский говор.

– Жорж! – по–русски крикнул епископ. – Напоминаю, что сегодня я уезжаю в Париж, потом буду в Москве очень долго. Ты здесь с четырьмя помощниками, остальных можешь отпустить.

Жорж кивнул и пробубнил фразу, переводить которую епископу было лень. Он зашёл в столовую, взял приготовленную вазу с фруктами и графин свежего сока и вышел из замка. Воздух был очень жарким, но ветер с побережья доносил мягкую прохладу. Евгений направился к столику на террасе, поставленному у самого обрыва, под зонт, отбрасывающий хорошую тень, из–под которой можно было безопасно смотреть на долину, исчерченную виноградниками, деревнями и дорогами. Епископ открыл свой чемоданчик и выложил на стол листы бумаги и несколько ручек. Забросив в рот виноградинку и налив в стакан немного сока, он начал писать: