Нина Пушкова - Эликсир бессмертия

— Коль, да не смогу я. Не смогу я ни на кого работать. Я на страну привык.

— Сергей, как ты не понимаешь, той страны уже нет! Ты, пока этого не поймёшь, не сможешь здесь жить. Как те иммигранты, которые в Париже под цыган и водку рыдали о потерянной России и всё надеялись на гибель большевиков. Может быть, тогда тебе уехать прямо сейчас? Ты же там как-то жил.

— Я русский человек, Коля. И я сюда вернулся. Да и смысла сидеть там не было уже.

— Ну тогда выбора нет. Надо встраиваться.

— Выбор всегда есть, — упрямо сказал Францев.

Николай Иванович, уже изрядно взволнованный, встал и начал расхаживать по комнате:

— Хочешь, я тебе скажу, как будет, когда ты обратно в структуру придёшь? Ты устроишься туда и будешь получать копейки, потом за полгода твой отдел семь раз сольют, перельют и расформируют обратно… Ни денег, ни уважения. И будешь ты сидеть и смотреть, как всё разваливается. Или тебя завалят бумажной работой, которая — не твоё, Серёж, согласись. В маленькой квартирке будешь жить с дочкой. Квартиры больше не дают — их покупать теперь надо. Опять деньги нужны. И немалые. Потом увидишь бывших коллег и обнаружишь, что они все — в каком-то бизнесе. И тебе всё равно придется где-то заработок искать, а это часто совсем не симпатично выглядит, как людям выкручиваться приходится. Конечно, выбор есть, Серёжа. Но в итоге ты придёшь к тому же, о чём я тебе говорю. Придёшь всё равно в ту же приёмную МотоВАЗа или другую — такую же. Только уже униженный придёшь.

— Ну не знаю, Коль…

— Да как ты не понимаешь! Сейчас выжить надо! Выжить, а не сломаться и не спиться. Чтобы никакой мерзавец над тобой не глумился, чтобы самому не застрелиться, глядя, как бандюки правят бал! Вон мне вчера сообщили: у нас парень был — спец по Афганистану, знал там всё и вся, на пуштунском говорил… Королём ходил, гоголем, всё у него схвачено было. Так умер он на днях. Никому стал не нужен, заболел, запил. И всё… Так что мой тебе совет: наступи на горло совести. Если хочешь — приказ. До лучших времён. Может, они ещё и наступят… Может, и наступят.

Францев молчал.

— Ну чего ты молчишь? — Николай Иванович смотрел на Францева с отеческим раздражением, как на нерадивого сына. — Я не помогу тебе, пока ты сам не поймёшь, что это жизнь посылает нам испытание. Если ты не выжил, то… ты — говно! — Он явно искал словечко покрепче. — Грош тебе цена, если не выстоишь.

Николай Иванович остановился у окна. Затем повернулся и продолжил с лицом, озарённым новой идеей:

— Послушай, я что подумал. Я сейчас еду на встречу с одним очень неглупым человеком — он философ, политолог, очень образованный, большая умница. Ты же у нас пока безработный, времени — полно, поехали. Посидим, поговорим, пообедаем, а заодно послушаем, что он тебе скажет.

Францеву было всё равно. Он не понимал, как ему дальше действовать, и согласился.

Ехать было недалеко, в первый частный ресторан Москвы времён перестройки — «Кропоткинская, 36». Из-за столика в дальнем углу зала им поднялся навстречу плотный человек лет 50, с добродушным полным лицом. Большой лоб увеличивали глубокие залысины, глаза были умные, проницательные, с искорками юмора. Францеву он сразу понравился.

— Гринько, — представился человек, протягивая пухлую руку. — Вячеслав.

— Францев, Сергей.

— Вот, Вячеслав Саныч, привёл к тебе последнего агностика-романтика на территории постсоветского пространства.

— Отлично представил, — засмеялся философ. — Давайте-ка выпьем для начала, закажем что-то поесть, а потом, друзья, можно и к лирике перейти.

Мгновенно около столика нарисовался официант.

— Что будете пить? Может быть, аперитив? Виски, мартини, джин?

— Единственный спиртной напиток, предназначенный для встречи друзей, — это водка. Все остальные напитки — для одиночества. Так что принесите нам водочки, будьте добры, — попросил новый знакомый.

— «Абсолют», «Финляндия»?

— А «Столичная» есть?

Официант слегка поскучнел, но водка и закуски появились на столе сразу же.

— Ну, давайте! За что пить будем? — спросил Францев. — Как думаешь, Коль?

— Я думаю, так: за идеалы, несмотря на новую жизнь! — не без сарказма сказал Николай Иванович. Мужчины резко опрокинули в себя рюмки. Философ, вытерев салфеткой рот, неожиданно прокомментировал тост:

— Увы, в политике идеалы всегда служат лишь прикрытием для захвата власти и обмана населения. Как у нас и произошло.