– Отправь его в наркологическую клинику.
– Зачем?
Сержант пожал плечами, но все-таки уселся за свой стол и начал заполнять соответствующую форму. Лейтенант уже разговаривал по телефону.
– Так что, выяснили что-нибудь насчет убитой девушки?
23.35.
Элвин стоял у окна и смотрел на улицу. На подоконнике лежал толстый слой пыли, а с наружной стороны стекла был нарисован жирный белый крест. Сквозь него в окно были видны ступеньки крыльца и тротуар, где под уличным фонарем стояли Линк и Дарлин, оба разряженные в пух и прах и на вид слишком тощие и легкомысленные, чтобы походить на часовых.
Бомбы лежали на столе в ряд, и Стурка сосредоточенно над ними работал. Пятеро из Калифорнии сидели в дальнем конце комнаты на перевернутых ящиках, сдвинутых в кружок. Пегги и Сезар находились возле стола, наблюдая, как Стурка трудится над бомбами; Марио Мецетти сидел в углу комнаты, погрузившись в чтение дневника Че.
Элвин снова взглянул в окно. В воздухе все еще висела дымка, хотя дождь уже перестал. Ветер развеивал белые облачка газов, вырывавшиеся из выхлопных труб проезжавших мимо машин. Вдоль улицы шли несколько чернокожих парней, и Элвин разглядывал их лица. Может быть, завтрашний день никак не отразится на их жизни. Но попробовать все-таки стоит.
Стурка сгорбился над длинным и узким обеденным столом. В комнате никто не разговаривал: это было молчание, выработанное дисциплиной и опытом.
Помещение было почти голым – ничего, кроме потрескавшейся штукатурки и занозистых половых досок. Марио приколол к двери портрет Мао и прикрепил под ним один из своих безвкусных плакатов: «Да здравствует победа в Народной войне». Чемоданы калифорнийцев аккуратно стояли возле стола, и Пегги сидела на одном из них, куря «Мальборо» и глядя, как Стурка собирает бомбы. На столе стояла мощная лампа на гибкой шее и с длинным проводом, которую Стурка по мере надобности передвигал от механизма к механизму. Кроме этого, в комнате имелись кучка раздутых рюкзаков, полосы грязи вперемежку с пеплом, пустые чашки и затхлый запах запустения: дом предназначался на слом, отсюда и белые кресты на окнах.
На столе все лежало с профессиональной аккуратностью, словно на выставке: пять «дипломатов» и портфелей внутренностями наружу; пластиковое вещество, провода, батарейки, детонаторы и часовые механизмы.
Пегги было не по себе; она подошла к окну и посмотрела через плечо Элвина на Линка и Дарлин, стоявших на краю тротуара.
– Что-нибудь не так, Элви?
– Нет, все в порядке. Почему ты спрашиваешь?
– У тебя напряженный вид.
– А с чего бы мне расслабляться?
– Они ведь не пара сосунков.
– Я знаю.
Они говорили тихо, но Стурка поднял голову и бросил на Элвина сосредоточенный взгляд. Он повел плечом в сторону комнаты, и Пегги вернулась обратно к чемодану, закурив очередную сигарету. Пегги была мрачноватой девушкой с твердым характером, и Элвину она немного нравилась. Три года назад в Чикаго она участвовала в демонстрации против войны: просто стояла в толпе, ничего не делая, даже без плаката, но копы накинулись на них, и какая-то свинья проволокла Пегги за ноги по бордюру тротуара, так что голова у нее билась о бетон; потом они грубо затолкали ее в фургон и посадили в камеру, и все это называлось «сопротивлением офицеру». Теперь, в свои двадцать три, она была одинокой, ожесточенной и целеустремленной девушкой, а кроме того, хорошей медсестрой. Стурка окружал себя только профессионалами.
Элвин прибыл из Нью-Йорка в понедельник ночью вместе со Стуркой, Пегги и четырьмя другими после того, как состоялась частная встреча Стурки с Раулем Ривой. Пятеро добровольцев, вызвавшихся нести бомбы, прилетели в Вашингтон в четверг с Западного побережья. Элвин никогда не видел их раньше, они вели себя замкнуто, и он до сих пор почти ничего о них не знал, кроме имен и лиц. Это была обычная манера работы для Ривы и Стурки: чем меньше знаешь, тем меньше у тебя проблем.
Пятеро добровольцев сидели и пили кофе: двое мужчин и три женщины. Мужчины были коротко подстрижены, чисто выбриты и хорошо одеты; женщины, судя по их виду, принадлежали к среднему классу: девушка в шерстяном платье с длинными рукавами, толстая девушка в свитере и юбке и маленькая чернокожая женщина в твидовом костюме. Все они очень мало походили на террористов, что и требовалось для дела. Маленькая негритянка была средних лет; она потеряла двух сыновей в Индокитае. Раньше она преподавала в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, но потом с ней разорвали контракт из-за ее участия в организациях радикального толка. Ее третий сын жил в Канаде, а четвертый состоял в рядах «пантер» в Нью-Йорке.
Читать дальше