– А что, если я не стану играть в твою игру? – вдруг спросил Уитмор. – Если я скажу Кифнеру, что расследование должно касаться только Ника, и министр юстиции меня поддержит?
– Тогда я позвоню Гейбу Пинкусу и расскажу все, что знаю, включая этот разговор. В любом случае эта история станет известна. Но лучше, если от вас.
Президент вздохнул, тело его, казалось, слегка обвисло.
– Для этого потребуется время, – сказал он.
– Двадцать четыре часа я буду молчать, – сказал Нортон. – До завтрашнего полудня. К тому времени вы успеете собрать пресс-конференцию.
– Ты хочешь присутствовать на ней?
– Не особенно, – сказал Нортон. – Посмотрю по телевизору.
– А что станется с тобой, Бен? – спросил президент. – Когда все будет позади?
– Не знаю, – ответил Нортон. – Наверно, вернусь в Северную Каролину и займусь адвокатской практикой.
Уитмор в изумлении поглядел на него, потом внезапно встал. Решение было принято, встреча окончена.
– Ну что ж, кажется, все. Ты крепкий орешек, Бен. Жаль, что ты не на моей стороне.
– На вашей, мистер президент. Честное слово, на вашей.
Они обменялись рукопожатием, и секунду спустя Нортон покидал Белый дом, как ему казалось, навсегда. Когда он вышел из ворот и пошел по Пенсильвания-авеню, ему, как жене Лота, захотелось оглянуться в последний раз, но в то же время было страшно, и поэтому он шел, не оглядываясь.
Звонок раздался без десяти одиннадцать. Нортон неохотно снял трубку – он перестал давать интервью, – но репортер оказался его вашингтонским знакомым, Нортон с уважением относился к тому, что он пишет, и решил поговорить с ним.
– Бен? Как там дела?
– Все отлично, Билл.
– Ты занят?
– Не особенно. Чем могу быть полезен?
– На будущей неделе начинается суд, и я решил написать о тебе. Главный свидетель возвращается в Вашингтон и все такое. С твоего отъезда прошел почти год. Люди интересуются, как ты там.
– Билл, я ничего не могу сказать для печати. Всякая гласность на этой стадии может повлиять на ход процесса, пойти на такой риск я не могу.
– Давай тогда поговорим о том, как тебе живется. Без связи с процессом. Просто расскажи, чем ты там занимаешься.
– Я адвокат в маленьком городке, вот и все. Контора моя находится на втором этаже старого дома, выходящего фасадом на здание суда округа Вене. Из окна видна площадь с цветущим кизилом, в центре ее памятник павшим конфедератам, на скамейке под ним целыми днями сидят старики, жуют табак, строгают ножами палочки и рассказывают небылицы. Во второй половине дня я выступаю на процессе по оскорблению личности. Потом встречаюсь с владельцем табачной фермы, желающим изменить завещание. Вот так и идут дела.
– И ты доволен такой жизнью?
– Доволен, как свинья в клевере.
– У тебя не возникает желания вернуться в Вашингтон?
– Билл, помнишь, что говорит Гек Финн в конце книги? «Мне этого не стерпеть. Я уж пробовал». Такое же отношение у меня к Вашингтону. Я уже пробовал.
– Как Энни? Привыкает к деревенской жизни?
– Она от нее в восторге. Пишет роман. Кроме того, занимается садом и много ездит верхом. Мы играем с друзьями в бридж. По воскресеньям, если позволяет погода, ездим рыбачить на озеро. Простая жизнь – тут не о чем писать.
– По-моему, как раз есть о чем, – сказал репортер. – В твоем положении взять и выйти из игры. Черт возьми, при своей известности ты мог бы получить любую работу, какую захочешь.
– Я же говорю тебе, что получил работу, какую хотел.
– Ладно, Бен, увидимся во время процесса, а после его окончания я съезжу навестить тебя. Думаю, что можно будет сделать материал для воскресного выпуска.
– После процесса было бы гораздо лучше, – сказал Нортон.
Выглянув в окно, он увидел, что из здания суда вышел судья Харпер и быстро идет через площадь.
– Билл, я вынужден положить трубку. У меня встреча с человеком, которого нельзя заставлять дожидаться.
– Что-нибудь любопытное?
– Пока не знаю. Это судья Харпер, местная политическая сила. Насколько я помню, он всегда был чем-то вроде милостивого диктатора. Думаю, что он хочет заполнить мною свободное место в комитете демократической партии округа Вене. Чего мне не особенно хочется, потому что я не уверен, что остался демократом. Скорее, представляю из себя что-то вроде анархиста. Как бы там ни было, он уже поднимается по лестнице, и я кончаю разговор.
– Увидимся на процессе, – сказал репортер. – Пока.
Нортон положил трубку, вздохнул и пошел открыть дверь судье Харперу.
Читать дальше