Томас Гиффорд: Змеиное гнездо

Второй морской пехотинец, опознанный как Флойд Мармот, убил убийцу Тейлора, защищая своего генерала – к такому выводу пришли средства массовой информации и представители правительства, анализируя весьма запутанную ситуацию, – после чего был сбит с ног и затоптан насмерть толпой делегатов, принявших его за соучастника покушения на генерала Тейлора. Следовало упомянуть, что добрая половина собравшихся в тот вечер в зале считала, что покушались на Боннера и что Тейлор погиб по ошибке.

Все это изложила «Сан таймс» в утреннем выпуске.

ПОКУШЕНИЕ НА ТЕЙЛОРА – В ЖИВЫХ ОСТАЛСЯ ОДИН БОННЕР!

Что именно собирался сказать генерал, осталось тайной для истории. На сей счет мгновенно возникли теории: одна утверждала, что он собирался предложить съезду выдвинуть его на президентский пост взамен погибшего кандидата Боба Хэзлитта, другая же с равной убежденностью уверяла, что он намеревался принять предложение президента Боннера и занять второе место в партийном списке.

«Чикаго трибьюн» под фотографией Боннера, баюкающего на руках раненого генерала, обошедшей всю мировую прессу, поместила подпись:

«ЭТО БОННЕР… ЗА НЕИМЕНИЕМ ЛУЧШЕГО!»

Шло, кажется, к тому, что у съезда остается единственный кандидат и он будет принят единодушным волеизъявлением, так что Чарли Боннеру пора готовиться к схватке за переизбрание на второй срок. Его обращения к народу ждали в тот же вечер или на следующий.

Я принял душ и просмотрел газеты, сидя перед кондиционером, а потом позвонил старому другу Эллери Ларкспуру.

Он отозвался:

– Ох, кто бы это мог быть?

– Это я, Ларки. Можно к тебе заглянуть?

Он замялся:

– Что-нибудь особенное, Бенджамин?

– Очень даже особенное.

– Тогда ладно. Конечно, заходи.

Ларкспур, как персона заслуженная и приближенная к президенту, располагался на одном с ним этаже. Я постучал, и дверь мне открыл собиравшийся выходить секретарь.

– Привет, Бен, – тихо проговорил он. – Ну и вечерок! Я видел тебя по телевизору, там, под пальмой… просто сюр!

– Несомненно, – признал я. – Как Ларки, держится?

– Скажем так: он обладает огромным запасом смирения и стойкости. Ведет себя так, будто ничего не случилось. Он неподражаем!

– Или псих, – предположил я.

– О такой возможности я не подумал. – Секретарь ухмыльнулся и проскользнул мимо меня в коридор.

Я вошел в просторный номер со стеклянными стенами, выходящими на озеро, на Международный центр съездов Эрни Бэнкса и на высотные башни чикагского района Луп. Тяжелые белые шторы были раздвинуты, окна распахнуты, и чудесный ветерок продувал обе комнаты. Далеко внизу шумел фонтан «Марлоу», а в небе еще висели остатки ночного тумана. Облака выглядели такими белыми и пышными – хоть ножом режь. Я постоял перед открытой балконной дверью. Листья пальмы чуть склонялись над белым столом и шевелились на ветру.

Ларкспур был одет в невероятной мягкости и девственной чистоты кремовый махровый халат. Нагрудный кармашек украшал темно-синий герб. Пояс завязан узлом. Под халатом – босые ноги, а через плечо – такое же кремовое полотенце. Свежевыбрит, волосы приглажены расческой. Темные очки в тяжелой черной оправе, в каких много лет назад снимался в «Дольче вита» Мастроянни. Бывают вещи, которые никогда не выходят из моды. Белый стол устелен газетами, среди них доставленные самолетом «Вашингтон пост» и чикагское издание «Нью-Йорк таймс». Рядом накрытое серебряной крышкой сервировочное блюдо и тележка, полная грязных тарелок и бокалов.

– Бенджамин. Сядь. Ты после вчерашнего выглядишь основательно выжатым. Ешь. Все, чего душе угодно, найдешь на столе или на тележке. Заказ сделан в припадке мотовства. Знаешь, когда земля уходит из-под ног, лучшее, что можно сделать, это позаботиться о себе. Доказать себе, что ты еще жив, что ты среди выживших.

– Ну, Ларки, не знаю, как сказать… Я еще не совсем уверен, что мне делать…

– Ну-ну, Бенджамин, не стесняйся. Мы пробились, мы исцелили народ Америки, устроили роскошный второй срок Чарли Боннеру – и делаем все возможное, чтобы прошлое не оказалось больным и зачумленным и не заразило настоящего. Мы – политики.

– Я знаю, что это ты. Это все – ты.

Ларкспур наклонился вперед, аккуратно налил мне кофе, подлил себе горячего. Подвинул сливки, сахар и подсластитель. Улыбнулся, как профессор улыбается толковому студенту, слишком озабоченному пустяками.

– Боюсь, тебе придется высказаться чуточку яснее. Что – все я!