Пьер Дэкс - Убийца нужен…

Она почтительно выслушала все, что рассказала ей мать о мсье Лавердоне. Мадам Рувэйр рассказывала со вкусом, употребляя вздохи вместо знаков препинания. Она говорила о непереносимых страданиях, не забывая, однако, уголком глаза посмотреть, нравится ли ее рассказ самому страдальцу.

Что бы Лиз Рувэйр о себе ни думала, она была еще в том возрасте, когда нельзя знать, какой тебя видят окружающие. Мать говорила с ней, как со школьницей. Разочарованная женщина в Лиз рассудила, что мсье Лавердону вряд ли будет интересна воспитанная девчурка, благоговейно выслушивающая мамашины рацеи. Она решила выступить в роли видавшей виды девицы и обрадовалась своему решению.

— Ты понимаешь, Лиз, — продолжала мадам Рувэйр, — все эти ужасы тюрьмы…

— А много у вас там было педиков? — спросила Лиз с потрясающей простотой.

— Кого? — холодно бросила мадам Рувэйр.

— Педерастов, мамочка, — соболезнующе пояснила Лиз.

Верзила улыбнулся и взглянул на нее совсем по-другому. Всю эту классику Лиз знала назубок. Сен-Жене — Комедиант и Мученик, третий пол и прочее. Она читала даже отчеты Кинсея. Ни мать, ни гость не годились ей в подметки. Мать просто ничего не поняла, а у гостя, видимо, нехватало теоретической подготовки. Имя Жана Женэ было для них пустым звуком. Сообразив это, Лиз решила переменить пластинку. Наивным голосом подростка она спросила:

— Вы верите в фатум, мсье Лавердон?

Никакого впечатления. Мадам Рувэйр перебила ее весьма сухо:

— Твой отец погиб не от фатума.

Лиз подняла глаза к потолку. Сейчас последует очередной куплет о террористах, оплачиваемых Москвой. Неожиданно гость пришел ей на помощь:

— Мне кажется, я понимаю вас, мадемуазель. Я верю в Судьбу, верю в свое призвание. Я верю также, что имею право на многих людей.

— Вы столько страдали, Даниель! — Мадам Рувэйр была в экстазе.

Страдал? Это не бросалось в глаза. Пожалуй, заметны были лишь легкая одутловатость лица да глуповатый вид, который придавал ему слишком короткий бобрик…

— Восемь лет? — спросила Лиз тоном знатока.

— Это сущие пустяки. Пикник, не так ли? — едко сказал Лавердон.

— А у вас с комплексом клаустрофобии благополучно? — с чуть преувеличенной развязностью Лиз продолжала свой допрос. — Ну, знаете, чувство страха и удушья в запертой комнате и прочее… Вам следовало бы подвергнуться психоанализу…

Это прозвучало, как добрый совет (мол, поступайте, как хотите, если вы такой умник), и Лавердон проглотил приманку. Эта маленькая кривляка принимает его за сумасшедшего.

— Полагаю, мадемуазель, мне удалось сохранить ясность рассудка.

Мадам Рувэйр начинала сердиться. Это можно было угадать по тому, как вздрагивали ее крупные белые ноздри. Лиз скрестила ноги, потянулась, словно кошка, всем телом и спросила с очаровательной улыбкой, нет ли в доме сигарет «Голуаз»… Марки «Голубой диск», разумеется… Расчет был точен. Никогда мадам Рувэйр не пошлет за сигаретами Мелани и никогда не разрешит дочери войти в табачную лавочку. Операция удалась. Верзила отправился за сигаретами с видом побежденного на олимпийских играх. Черт возьми, сравнение неплохое! В бурном порыве дочерней нежности Лиз бросилась матери на шею. Мадам Рувэйр сначала сопротивлялась, но Лиз прочла полный панегирик очаровательному мсье Лавердону. Как только мамаша смягчилась, Лиз увлекла ее в смежный кабинет, где находился несгораемый шкаф. Ей надо было получить свои шестьдесят тысяч до возвращения Лавердона.

Обед длился бесконечно, как это часто бывает в провинции, когда продолжительность обеда превышает разговорные возможности сотрапезников и приходится много есть. Лиз сияла, она получила от матери даже больше, чем предполагала. Теперь она кокетничала с Лавердоном просто так, чтобы позлить мамашу.

— Лизетт, доешь все, что у тебя на тарелке! — сказала мадам Рувэйр.

— Ну, конечно, мамочка!

Лиз обменялась с Лавердоном понимающим взглядом, который не остался незамеченным. Молчание сгущалось. Они еще не добрались до сыра. Лавердон ел торопливо, набивая рот большими кусками. Что это, дурные манеры или жадность человека, давно не пробовавшего ничего вкусного? Лиз только собиралась задать этот невинный вопрос, как вдруг Лавердон громко расхохотался.

— Лизетт, я думаю об утреннем разговоре… Ну, насчет фатума… По-моему, всем вам, женщинам, недостает военного опыта.

Лиз так взбесилась, что решила не отвечать на подобную глупость. Какое право имеет этот тип называть ее Лизетт? Она уткнулась носом в тарелку, точно надувшийся ребенок.